Муза для чудовища - стр. 28
– С вами всё хорошо? – в голосе доктора появились тревожные нотки, и я с трудом поборола зловредное желание изобразить нечто вроде эпилептического припадка.
– А вы как думаете? – недружелюбно пробормотала я. – Везите меня назад. Я устала и… мне к слушанию готовиться надо.
Оставшиеся до заседания дни я читала и засыпала расспросами доктора Бурильски. Нет, я не смирилась, как думал Эрато. Он, кстати, каждый вечер приходил ко мне, чтобы удостовериться, что я не филоню и добросовестно изучаю принесённую им литературу, но на контакт я, к его досаде, идти по-прежнему отказывалась. Как я отказывалась верить в то, что моя прежняя жизнь закончилась. Как я отказывалась верить в то, что больше не увижу Максимку. Почему-то именно сейчас я поняла, что он всегда был мне больше, чем друг. Да, не лавина, не ураган, сносящий всё на своем пути, но ведь нигде же и не написано, что всё должно быть именно так. Нигде ведь не написано, что именно моя инстанция является последней.
ЗЫ. Дорогие мои, у меня к вам огромная просьба. Если вы читаете историю и она вам нравится, то не поленитесь, пожалуйста, нажать на кнопочку "мне нравится". История будет выложена полностью бесплатно, продажи начнутся только после ее завершения. Очень на вас рассчитываю
3. Глава третья. Визенгамот в полном составе
Никогда, ни разу в жизни я не ждала Восьмого марта так, как я ждала его в этом году. Ждала и опасалась. Кто-то скажет, что это сработал мой внутренний голос, интуиция… Не знаю, может, и интуиция, но в таком случае она у меня живёт где-то в районе копчика. Не самое лучшее место для обитания, согласитесь. Так что не стоит и удивляться, что она то вопит, как резаная без всякого повода, то молчит, как наш бывший премьер на пресс-конференции по теме ЖКХ.
Да и с чего бы мне его ждать? Этого Восьмого марта? В нашей семье, ещё до развода родителей, конечно, этот якобы праздник считался верхом мещанства и одновременно пережитком советской эпохи. После развода я переехала к тем самым пятиюродным тёткам. А они красные дни календаря такого толка не жаловали уже по другим причинам. Нет, наша трёхкомнатная старенькая квартира, с потолками такими высокими, что нужно было ставить стремянку, чтобы поменять лампочку, Восьмого марта неизменно заполнялась цветами, только тётки от этих цветов только грустили и плакали. Я сначала не понимала, почему. Какая, мол, разница, кто и почему подарил! Это же красота! Любуйся! Радуйся! Но годам к шестнадцати понимание всё-таки пришло.
Обе мои опекунши были старыми девами, одна работала в библиотеке, в сугубо женском коллективе, вторая была завучем в средней школе, где из мужчин были только Пулов Игорь Иванович – физрук видный, но в трико с оттянутыми коленками и со стойким запахом перегара – да парализованный на одну ногу трудовик, до заикания влюблённый в нашу математичку. Был еще неизменный Малих – наш управдом, он же дворник, он же сантехник, он же кочегар, преданный безмерно и такой же одинокий, он часто распивал на нашей кухне чай – уж больно ему нравился наш старый электрический самовар да миниатюрные хрустальные вазочки с разнообразным вареньем.