Муаровая жизнь - стр. 55
– Тебе как обычно? Попрожареннее? – спросила она его, улыбаясь.
– Угу, – ответил Петруха и подошел ближе. Она насыпала ему полные карманы только что приготовленной семечки. Он подвел меня.
– Це Савва, мий друг, – отрекомендовал Петька. Я скромно, опустив голову, приоткрыл карман брюк. В то мгновение мне вспомнились времена колонии и базар почему-то. Семечки приятно обожгли ногу, оказавшись в карманах брюк. Работницы этого цеха с удовольствием наполняли детворе все имеющиеся карманы на одежде: и в штанах, и на рубашках, у кого был нагрудный. У некоторых даже был специально пришит внутренний кармашек на брюках. Теперь мне стало понятно, для чего он предназначался.
– Теперь пошли в нашу схованку, – и гид по заводу увлек нас за собой в другое помещение. Мы попали в огромный ангар, куда сгружали отходы. Огромные кучи шелухи от семечек, высились словно горы, образовывая горный хребет.
– А теперь будем играть в цурки.
– Чего? – не понял я, когда все разбежались по ангару, словно мыши, а я остался стоять один.
– Прятки, жмурки, цурки, – убегая от меня, кричал Петька. – Ты во́да, раз последний остался.
Конечно, первую и последующие три игры во́дой был я. Игра проста – найти всех, но на деле оказалось все не так просто. Прятались не за кучами шелухи, а полностью в них зарывались. Только спустя годы я понимаю, что эта игра всех нас могла тогда погубить. Можно было запросто задохнуться, или присыпать могло так, что мы бы и не нашли игрока. Но в этой игре с нами ничего не приключилось плохого. Единственный минус – потом эти шкарлупки и семечки были везде, когда я приходил домой и раздевался. Мама немного ругалась, но как всегда с улыбкой:
– Савва, скоро в комнате прорастут подсолнухи, столько их с тебя сыпется каждый раз. Марш за веником. Я за тобой убирать не буду.
На завод бегали нечасто, но играть там было одно удовольствие. В одно утро Петро придумал старую игру на новый лад.
– Будем играть у вийну, – сообщил он, запрыгнув на пенек в лесу, где мы все собрались. – Зараз раздилымся на две команды. Одни за наших, другие за немцев.
Как и полагалось, немцами никто быть не хотел, но тянули жребий, и игра начиналась. Рогатки в руки, камушки, ягоды из рощи или леса – и вперед. Мелкие камушки вымазывали в ягодном соке, и сразу было видно, кто убит, а кто ранен. Сыграв раз, поменялись местами по команде командира Петьки, чтобы никому не было обидно.
После одного из таких сражений в лесах под Рашевкой, уже под вечер, залетаю домой довольный, раскрасневшийся, травами полевыми надышавшийся и понимаю, что сбит на подлёте. Мама стояла посреди комнаты, уперев руки в бока, сжав кулаки и потопывая одной ногой. Ее глаза в такие моменты меняли цвет, как тогда, в колонии, но грусти в них не было, она смотрела укоризненно. Ну, а если при этом я слышал: «Ярослав, давай поговорим серьезно», – всё: пиши пропало! Именем полным меня называла только она и исключительно, когда впереди предстоял долгий разговор «по душам».