Моя жизнь с Гертрудой Стайн - стр. 38
Накануне отъезда Керолайн в Америку Гарриет предложила: «Мы должны взять Керолайн в какой-нибудь ресторан и угостить ее отменным французским обедом». Так мы и поступили, зайдя в ресторан в нашем районе. Когда Гарриет начала заказывать, я заметила, что она заказывала для Керолайн блюда, хорошо известные в Америке: холодный лосось – деликатес во Франции, но не в Калифорнии, кукурузу целым початком. Бедная Керолайн ужаснулась, поэтому мы перезаказали другие блюда, отменив заказ Гарриет.
Я провожала Керолайн к поезду и по дороге сказала: «Дорогая Керолайн, ты должна позаботиться, чтобы Гарриет, посетив Америку, не вернулась обратно в Париж. Уже договорено, что я переберусь к Гертруде и Лео на улицу Флерюс». «Я подозревала это, – сказала Керолайн. – Можешь на меня положиться». После чего она меня поцеловала, и я посадила ее на поезд.
Не знаю, как она это сделала, но Гарриет, вернувшись в Америку с семьей Майка Стайна, написала вскоре, что мне следует сдать квартиру, а картины, особенно картину Матисса «Женщина с голубыми глазами» и небольшой пейзаж Гэрри Фелана Гибба тщательно упаковать и отослать ей, поскольку она, вероятно, останется в Калифорнии. Когда я сообщила мадам Бугеро, хозяйке квартиры на Нотр Дам де Шам, что заплачу за квартиру до весны, а картины, как и мебель, будут отправлены в Сан-Франциско, она яростно запротестовала: квартиру невозможно оставлять пустой, по закону я должна оставить квартиру меблированной. Я посоветовалась с home d’affaires[39], он обещал встретиться с ней и устроить все в соответствии с моим намерением. Что и сделал.
Лео помог мне составить письма юристу, чтобы я ясно объяснила что хочу. И после этого переехала на улицу Флерюс, где мне отвели маленькую комнатку, которую мы позднее называли salon des refuses[40]. Там я провела эту зиму и следующую, не так уж некомфортабельно. По утрам я печатала, а во второй половине дня Гертруда и я навещали друзей.
Мы как-то посетили с Милдред Олдрич ресторан на Монпарнасе. Когда уходили, Милдред заметила за столиком двух мужчин. Она показала в их сторону и сказала: «Девушки, идите ка сюда, я хочу познакомить вас с моими друзьями». Когда мы подошли к столику, где они сидели, Милдред представила: «Роджер и Генри, это Элис и Гертруда». Она не знала их фамилии, она звала каждого по имени. Эту привычку она выработала, имея дело с театром. Так началось знакомство с Роджером Фраем и Генри МакБрайдом, которое продолжалось долгие годы.
Генри МакБрайд был одним из первых нью-йоркских газетчиков, кто придал известность Гертруде в связи с картинами и ее произведениями. «Смейтесь, коль хотите, – говорил он своим противникам, – но смейтесь вместе с ней, а не над ней».