Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика - стр. 6
«Бусыгин обрушился на Краснопролетарский райком, как ураган “Джоанн” на курорты атлантического побережья. Знакомясь с аппаратом, он сразу заявил: “Кто не чувствует сил работать в новых условиях, пусть поднимет руку!”»
Готова захлопнуть книгу с этим обыкновенным, вроде бы, абзацем, ни о чём мне не говорящим, но не захлопываю, почему-то зная: не просто так здесь вся эта «обычность».
И верно, далее следует:
«Никто, разумеется, не поднял руки, ибо последним человеком, осознавшим, что не может работать в новых условиях, был отрёкшийся от престола государь император Николай Александрович».
Да, ничего не скажешь, круто завернул. Зашелестел страницами истории. Связал несвязываемое. Соединил несоединимое.
И ведь это всего лишь вырванная из контекста цитата.
Полякову ни к чему критика. Его либо принимают как есть, либо не принимают. Не умрёт он от скромности и, зная свою силу, вспоминает:
«Мудрый Сергей Владимирович Михалков, когда-то давно поддерживая меня в борьбе за публикацию “Ста дней до приказа”, сказал в своей обычной насмешливо-серьёзной манере кому-то из партийного начальства:
– Вы с Поляковым поаккуратнее. Он последний советский писатель».
Вот ты и припечатан, Юрий Михайлович: последний. Точка на времени.
«Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно».
Пословица отлично подходит ко всему твоему творчеству.
Дай тебе Бог.
2014 г.
Вера Галактионова
Вчера была война
Как-то поэт Константин Ваншенкин сказал, что его поколение вошло в литературу под стук протезов – многие отвоевавшие ребята в гимнастёрках спешили в аудитории, по истёртым половицам Литинститута, опираясь на костыли. Так было в доблестной юности наших отцов – победителей фашизма. А наше поколение на здоровых ногах вышло из литературы.
Родившиеся в послевоенные годы и окончившие славный институт, дети Победы не удержались в перевёрнутом литературном мире – в мире узаконенного, жёсткого глумления над русским словом. Лишь единицам подготовленных профессионалов, выживающих затем на грани безвестности, кое-как удалось состояться в творчестве – стать писателями, «широко известными в узком кругу».
Это определение принадлежит поэту Олжасу Сулейменову. Он, как секретарь правления СП СССР, успел принять в Союз писателей небольшую группу русских молодых литераторов – авторов двух-трёх первых книг, перед самым развалом державы. И благодаря этому нас, заподозренных в любви к Державе, уничтожать затем было уже немного сложнее. Хотя самим фактом своего существования в литературе мы, конечно же, мешали воцарившемуся вскоре беззаконию – когда повсюду в России величалось ничтожное. И когда последовательной критикой либералов, идеологических киллеров от глобализма, убивалось профессиональное – всё самое талантливое, добротное, искреннее, верное своей ограбленной стране и своему народу, выброшенному на обочину жизни.