Моя тюрчанка - стр. 51
Моя девочка снова покачала головой – и тем же мертвым голосом сказала:
– Забудь. Если Бахром два раза нас кинул – кинет и в третий. Бахром – жулик. Я только одного не могу понять: зачем он вообще нам звонил после того, как мы заплатили деньги?.. Видимо, это какой-то мошеннический трюк. Бахром рассчитывает еще что-то от нас получить?.. Но веры сиятельному господину Мансурову – больше нет. Мы должны обратиться в честно работающее кадровое агентство, которое не берет плату вперед. Или решить вопрос с моим трудоустройством своими силами.
С минуту я стоял понурившись. Моя милая так четко разложила все по полочкам – не поспоришь. Эта была та сермяжная правда, которую я сам полчаса назад пытался донести по Ширин. Еще немного потоптавшись, я спросил:
– Ну так значит – домой?..
– Домой, – сказала любимая, взявшись за мой локоть.
Ждать маршрутку было долго – мы двинулись в сторону метро пешком.
Мы шли сквозь пелену снегопада по кривой улочке, мимо покосившихся заборов. Ночная тьма была черней мускуса, а снег – белее, чем камфара. А по небу – не отставая от нас – плыла ярко горящая луна. Мы ступали молча. Не было ни сил, ни желания говорить. Надо было переварить сегодняшнюю неудачу.
Возможно, тоска способна пробудить в человеке поэта. Во всяком случае, я, в каком-то напоминающем легкое опьянение забытьи, подумал: улица, по которой мы идем – точь-в-точь наш жизненный путь. Темный и неровный. Снег ассоциировался с течением времени: каждая упавшая снежинка – это без возврата ушедшее мгновение. А луна – будто все наши мечты. Кажется: она так близко – дотянись рукой. Но на самом деле – он на недосягаемой высоте. Луну можно видеть, но даже во сне нельзя потрогать. Неужели и наши грезы о тихой скромной жизни в уютном уголке – тоже останутся дразнящим видением?..
Я шел, ощущая на локте дрожащие пальцы моей Ширин. Чуть запрокидывая голову, глядел на апельсиновую луну. И по щеке моей сбегала соленая слеза.
12.Соломенные куклы в огне
Мы вошли в квартиру, как в пещеру, в которой испугаешься и собственного голоса. Затянувшееся между нами молчание, начинало, впрочем, нас тяготить. Но слова не шли на язык. Казалось: что ни скажи – получится несмешной анекдот. Мне больно было смотреть в застывшее, как маска, лицо любимой – на плотно сжатые губы, в потухшие агатовые глаза.
– Ты голоден?.. – тихо спросила моя девочка.
Еда – это было последнее, о чем я сейчас думал. Но зачем-то я ответил:
– Да.
– Хорошо, – едва шевельнув губами, отозвалась моя милая. Она прошла на кухню и загремела посудой.
Пока варился рис, я сидел за столом и поглядывал на Ширин. Вид у нее был по-прежнему холодный и бесстрастный. Движения – резкие, как у робота. Мое сердце рвалось по швам на тысячи кусков – настолько больно мне было видеть любимую в таком раздавленном состоянии. Я понимал: моя девочка морально выпотрошена. Сегодняшний день ее надломил.