Моя шоколадная беби - стр. 6
Сытов пришел к ней как-то в общагу. Припарковал «Мерседес» у помойки. Тетя Валя на вахте впала в коматозное состояние, увидев в нем «того самого Сытова», а когда он проходил мимо, стояла по стойке «смирно», хотя ее задача была не пропускать к девушкам ни одного мужчины. Сытов притащил шампанское, коньяк, много разных заморских баночек. У Кэт был день рождения. Вернее, когда он был на самом деле, Кэт не знала, его придумали воспитатели в детдоме. Сытов долго уговаривал ее пойти в этот день в ресторан, но она уперлась: в ресторане нет кровати, надо чинно сидеть... И она упросила соседку Ленку погулять вечерок, подарив ей кожаную юбку, которую Сытов привез Кэт из Италии в самом начале их связи.
Сытов в дорогом костюме заполнил собой все пространство маленькой комнатки.
– Иди сюда, бэби, я буду дарить тебе подарок! – Он извлек из свертка бирюзовое чудо. Платье он увидел в валютном магазине и сразу понял – оно только для Кэт. Кэт завизжала, стала сдирать с себя все, даже трусики, и встала перед ним, торча сосками. Он натянул на нее платье, оно было сшито узким чулком, впереди глухо закрытое и с вырезом на спине, упирающимся в ягодицы.
– Я тебе нравлюсь, Сытов?! – прошептала она.
Он присел и губами прижался там, где заканчивался вырез. Они сцепились изнуряющее долго, и он зажимал ей рот, боясь, что все это сейчас кончится нарядом милиции, вызванным соседями. Кровать они все же сломали, и Сытов долго потом возился, налаживая общаговскую рухлядь.
– Никита, спой мне песенку, – попросила Кэт, когда они, так и не пившие шампанского и не дотронувшиеся до еды, лежали рядом. Кэт притащила Ленкину гитару и сунула ее полумертвому Сытову.
– Какую? – промычал он.
– А про меня.
– Бэби, песенку про тебя еще не придумали.
– Придумали-придумали! «Выходила на берег Катюша!»
– Э, нет, бэби, эту песенку тебе пусть краснознаменный хор поет.
– Ну, Сытов!
– Ладно, бэби, слушай! – И он запел, на ходу сочиняя слова и музыку:
Сытов копал. Он перепахал уже все пространство перед домом и понял, что ничего не найдет. Бабка-дура, небось, завернула «это» в тряпицу и зарыла под деревом, и чтобы не забыть, нарисовала картинку с крестиком. Он зашел в избу, сорвал картинку со стены и уставился на нее, усевшись рядом с Кэт.
– Никита, хочешь, теперь я покопаю? – жалобно спросила Кэт.
Она привыкла ничего не понимать в его делах.
Никита молчал. Когда возникали трудности, он становился как танк. Надо искать «родственника». Интересно, что за клад закопала бабка? Скорее всего, это драгоценности. Отец говорил, что во время войны они с бабкой чудом не голодали. Она откуда-то всегда приносила кусок, а Сытов-старший никогда не интересовался, где она брала хлеб и консервы. Он просто отдавал ей потом всю жизнь свой сыновний долг – деньгами, вниманием, продуктами, чем мог, одним словом...