Моя последняя любовь. Философия искушения - стр. 66
Его величали «высочеством», он звал госпожу Сагредо «своей принцессой». Господин Д.Р. пробовал уговорить и меня нанести ему визит, но я отвечал, что высказался уже достаточно и не намерен теперь, набравшись храбрости либо низости, противоречить сам себе. Если бы у кого-нибудь нашелся французский альманах из тех, что содержат генеалогии всех именитых родов Франции, обман бы немедля раскрылся; но ни у кого его не случилось, даже у самого французского консула, болвана, кстати, первостатейного. Не прошло и недели после метаморфозы безумца, как он стал появляться в свете. Обедал и ужинал он у генерала, и каждый вечер бывал в обществе, но неизменно напивался допьяна и засыпал. Невзирая на это, его по-прежнему почитали за принца: во-первых, потому что он без всякой опаски ожидал ответа, который генерал, писавший в Венецию, должен был получить на свое письмо; во-вторых, потому что требовал от епископата примерно наказать священника, нарушившего тайну исповеди и разгласившего его секрет. Священник уже сидел в тюрьме, и не во власти генерала было защитить его.
Все высшие офицеры приглашали самозванца на обед; один господин Д.Р. все не решался этого сделать, ибо госпожа Ф. без околичностей объявила, что в этом случае останется обедать дома. Я еще раньше почтительно известил его, что в тот день, когда ему угодно будет пригласить принца, не смогу у него быть.
Однажды, выйдя из старой крепости, повстречал я светлейшего на мосту, который ведет к эспланаде. Став передо мной, он с благородным негодованием упрекает меня в том, что я никак не зайду его проведать, и немало меня смешит. Посмеявшись, я отвечаю, что ему не мешало бы подумать, как унести ноги прежде, чем генерал получит ответ, узнает правду и учинит расправу, и вызываюсь помочь, сторговавшись с капитаном неаполитанского судна, чтобы тот спрятал его на борту. Вместо того чтобы принять мой дар, несчастный начинает осыпать меня бранью.
Безумец этот ухаживал за госпожой Сагредо, которая, гордясь, что французский принц признал ее превосходство над остальными дамами, обходилась с ним благосклонно. За обедом у господина Д.Р., где собралось большое общество, она спросила, отчего я советовал принцу бежать.
– Он сам поведал мне о том, дивясь упорству, с каким вы почитаете его за обманщика, – сказала она.
– Я дал ему этот совет, сударыня, ибо у меня доброе сердце и здравый рассудок.
– Стало быть, все мы, не исключая и генерала, дураки?
– Подобный вывод был бы несправедлив, сударыня. Если чье-то мнение противно мнению другого, это отнюдь не означает, что кто-то из двоих дурак. Быть может, через восемь-десять дней я сочту, что заблуждался, но оттого не стану полагать себя глупей других. Однако же для дамы столь умной, как вы, не составит труда различить в этом человеке принца или крестьянина по манерам его и образованности. Хорошо ли он танцует?