Моя палата - стр. 3
– Баб Нин, – на вдохе прошептал он, – а чего это у вас тут все такие любопытные? Так много вопросов…
– Чего?!
– Да вы гляньте, ну чисто же знаки вопроса идут! Как на перепись в библиотеку!
Баба Нина несколько томительных секунд морщила лоб, подтянув его к щекам, и силилась понять, что именно Степан имеет в виду. Этот процесс не увенчался успехом, и она только выпалила:
– Вот ты, блядь, мне тут еще научную конференцию устраивай, давай! Ишь, библиотекарь какой.
Она вновь толкнула Степана в спину, чтобы тот присоединился к сотоварищам по пути в туалет на оправку. Сопротивляться энергичной бабе Нине не смог бы даже местный санитар Володька, здоровенный детина под два метра ростом, вечно пахнущий одеколоном и гоняющий сквозняк густой растительностью, торчавшей из носа. Степан не увидел, как баба Нина перекрестилась за его спиной, и, передвигаясь черепашьим шагом, направился вместе с другими «не проросшими злаковыми зернами» в санузел, радуясь еще одной понравившейся ему аналогии. Лишь через несколько мгновений он понял, что перепутал слова «злаковый» и «злачный», затем и вовсе потерял ход мысли. Его внимание переключилось на Федора Никитовича, главврача, который раньше обычного приехал в больницу. Тот махнул полами своего пальто и проследовал мимо, озадаченно покусывая пухлые красные губы и растирая рукой морозный румянец.
– Фед-Китич! – гаркнула позади Степана медсестра. – А когда к вам со справками зайти-то? У меня уже ими вон стол подпирать можно!
Федор Никитович только кашлянул, неопределенно покрутил рукой в воздухе и растаял за поворотом, спешно унося ноги от назойливой подчиненной.
– Ишь, фраер медикаментозный… – злобно шепнула она себе в кулак. – Я их тут десяток пережила, и каждый думает, что он тут главный…
Добравшись до санузла позже остальных, Степан отодвинулся, чтобы выпустить первую партию тех, кто уже оправился, и побрел по сбитому чужими пятками кафелю «цвета Луны в отражении глаз любимой девушки». Он волочил ноги, пока не увидел впереди себя то единственное лицо, которое не хотел бы видеть – свое отражение во вмурованном в стену зеркале, защищенном толстым крепким стеклом. Испугавшись на миг этого уродливого тощего незнакомца с торчащими из воспаленных десен зубами, Степан застыл и облокотился об умывальник. Холодная вода укусила его за палец, выводя из ступора. Он подставил ладони с сухой пожелтевшей кожей под пискливую струю воды, но крючковатые пальцы не сумели поймать ничего, кроме нескольких капель, да и те успели сбежать, пока руки соизволили добраться до его лица. После нескольких попыток он таки смог увлажнить щеки и губы, сплюнуть, едва не вывихнув челюсть, и примять жиденькие волосы, сбившиеся комками на лысеющей голове. В туалет ему не хотелось, да и сам вид этого места вселял в него ужас и панику. Покосившись на оскалившуюся язычками замков приоткрытую дверь, за которой больные непосредственно справляли нужду, Степан взял курс на выход, ловко, учитывая свое состояние, лавируя между телами пациентов, что стихийно стояли возле прохода.