Моя навсегда - стр. 75
***
Оля проспала почти сутки. Хотя мучительное забытье, в которое она провалилась, нельзя было назвать сном. Однако оцепенение её отпустило. Может, и зря, потому что стало так больно, что терпеть невмоготу.
С чумной головой она поднялась с постели. Пить хотелось немыслимо, аж губы спеклись. В один глоток она выпила почти весь чай, что вчера оставила на прикроватной тумбочке мать. На секунду полегчало. И вдруг её накрыло приступом тошноты. Таким внезапным и сильным, что она, зажав рот, еле успела выбежать во двор. Там её вывернуло прямо в кусты смородины. На шум проснулась мать – она всегда спала чутко. Накинув халат, вышла на крыльцо.
– Доча, – позвала её шепотом.
Увидела Олю, привалившуюся к стене дома, даже не бледную, а какую-то землистую, и дыхание перехватило.
– Доча, скажи что-нибудь…
– Что? – шевельнула она бескровными губами.
– Доча, ты нас так вчера напугала.
Оля молчала, прижимаясь спиной и затылком к шершавым доскам.
– Как ты себя чувствуешь?
Оля хотела что-то сказать, но тут снова метнулась к кустам. Затем, окачиваясь от слабости и утирая губы тыльной стороной ладони, она снова привалилась к стене.
Мать долго молчала. Потом произнесла дрожащим шепотом:
– Доча… ты… господи, нет… – снова замолкла, словно набираясь сил. – Доча, ты беременна?
26. 26
Мать придумала поездку в соседний город к своей дальней родственнице. Целую историю для отца сочинила, чтобы не только отпустил, но и разрешил взять с собой денег побольше. Пойти ведь придётся к платному врачу, ещё, возможно, узи делать, а, возможно, и не только узи... О том, чтобы обратиться в местную поликлинику, мать и мысли не допускала.
– Ты что! – шептала она, делая страшные глаза. – А если вдруг ты, не дай бог, беременна! Об этом же сразу все узнают. Слухи пойдут… Отец узнает и…
Мать прижала руки к груди и, выдохнув, произнесла:
– Ох, я даже думать об этом боюсь… Оль, нам ведь тогда с тобой обеим конец…
С утра пораньше они сели в рейсовый автобус, идущий до Копищево. Мать всю дорогу скорбно молчала, иногда тяжело вздыхала, жмурилась и беззвучно что-то нашептывала, как будто молилась.
Оля и сама нервничала не меньше, пока её не укачало. Два часа пути показались сущей пыткой. В автобусе было душно, воздуха не хватало катастрофически, пот лил ручьем, а перед глазами летали мушки. Но хуже всего – запахи. Пахло бензином, потом, пылью, чьими-то приторными духами, чесночной колбасой, и вся эта смесь вызывала постоянные приступы тошноты. Как ещё её не вырвало…
Но из автобуса Оля вышла еле живая, опираясь на мать. Потом опустилась на скамейку и добрых полчаса просто сидела, приходя в себя.