Моя навсегда - стр. 51
Ромка почувствовал сквозь тонкую ткань футболки её слёзы. У него и самого саднило в груди и жгло веки. Вот за что им всё это? Они же ничего никому плохого не делали, никому не желали зла. Они просто любят друг друга и просто хотят быть вместе…
Он зарылся носом в её макушку, бормоча:
– Не плачь, малыш. Всё будет хорошо. Я люблю тебя… я так тебя люблю…
– Я знаю, знаю, – кивала она, еле слышно всхлипывая. – Они все такие дураки! Идиоты просто! Как можно было про тебя такое подумать! Как можно было поверить этой наглой выдерге! Ромочка, я так за тебя боюсь…
Ромка нежно взял её лицо в ладони, чуть склонившись, посмотрел в любимые глаза. Видеть её слёзы и страх было мучительнее всего. Просто сердце кровью обливалось.
– Не бойся, скоро это всё закончится. Главное, мы вместе…
Она послушно кивнула, глядя на него в тот момент как на бога. Хотя она и раньше, бывало, на него так смотрела, но именно сейчас это стало для него важным. Самым важным. Смыслом всей жизни.
В ту минуту он почувствовал: вот оно – единственное, что имеет значение. Ради чего вообще стоит жить. Остальное – просто пыль и мышиная возня. И плевать он хотел на всех, кто распускает про него грязь и кто в эту грязь верит, если Оля будет с ним, будет любить его, будет смотреть на него вот так. С ней ему вообще ничего не страшно, с ней он может всё.
Ромка склонился ниже, коснулся её губ своими, они у неё были мягкие и чуть солоноватые. Он втянул нижнюю губу, легонько прикусил, поймал Олин прерывистый вздох, от которого его тотчас прошило словно электрическим разрядом.
Распаляясь, Ромка целовал её жадно, отчаянно, болезненно. И так же отчаянно прижимал к себе, будто боялся, что она может исчезнуть.
Обратно они возвращались уже в ранних сумерках. Ромка бы остался и дольше, но Оля спешила домой, опасаясь отцовского гнева.
Подходя к покореженным парковым воротам, они увидели, что у самого входа, вокруг единственной уцелевшей скамейки, собрались компания. Парни курили, пили пиво из горла, забористо матерились и хохотали на весь парк. Двое из них взгромоздились на скамейку с ногами, примостившись на спинке. Трое сидели перед ними на корточках, и ещё один стоял, закинув одну ногу так же на скамью, и, пересыпая похабными словечками, рассказывал друзьям, как «жарил всю ночь» какую-то Машку.
– Четыре раза за ночь, подряд... прикиньте, пацаны. Меня уже плющит, а ей всё, сука, мало… но ртом она работает… – парень замолк и оглянулся на них. Это оказался Макс Чепрыгин.
После школы Стрелецкий его ни разу не видел. Слышал только от одноклассников, что Макс никуда не поступил и ушёл в армию. Вот, видимо, вернулся. За эти два года он заметно раздался и заматерел.