Моя навсегда - стр. 28
Конечно, Ромка пришёл, хотя и понимал, что вряд ли там будет празднично или даже просто комфортно. Наверняка Олин отец хотел к нему присмотреться получше, прощупать. Да и пусть.
Явился он с букетом и огромным плюшевым медведем. На него Оля засматривалась, когда они гуляли по универсаму, а Ромка заметил. Правда, на этого медведя, к сожалению, пришлось просить у матери, стоил он прилично. Мать, конечно, была недовольна, но отказывать не стала. Денег она никогда не жалела, просто ей казалось, что Ромка зря тратит бесценное время на «неподходящую девочку».
Ромка тогда ещё искренне верил, что если она узнает Олю получше, то обязательно изменит мнение. Олю ведь невозможно не любить. Она совсем как ребёнок. Не в том плане, что беспомощная какая-нибудь или капризная, нет. Она просто наивная, бесхитростная и искренняя.
Вот и его подарку обрадовалась, как маленькая.
– О! Мишка! Я же о нем мечтала! Ром, как ты догадался?
Она обняла медведя, который был её почти по плечо, и, смеясь, покружилась с ним, словно в вальсе. Потом усадила на кровать в своей комнате рядом с кучей других игрушек.
Кроме Ромки Олю пришли поздравить ещё две подружки из её класса – Ксюша Чехова и Юля Комович. Обе старались понравиться Стрелецкому, улыбались кокетливо, говорили всякие глупости и чуть что хихикали. Ромка их из вежливости терпел.
Олина мать накрыла им стол на веранде. Расставила разномастные тарелки. В двух огромных пластиковых чашках выставила оливье и винегрет. Ещё в одной кучей свалила порезанный огромными неровными кусками хлеб. На подносе горой возвышалась отварная картошка, присыпанная зеленью, в окружении жареных куриных окорочков. Тут же стояли две полуторалитровые бутылки с лимонадом «Буратино» и блюдце с конфетами.
Ромка, с детства привыкший соблюдать этикет, даже просто ужиная в самый обычный день, слегка оторопел. Есть, даже садиться за стол со всеми вместе, резко расхотелось, но обидеть Олю он не мог.
Над едой кружили мухи, присаживались на бортики тарелок, и это ещё сильнее портило впечатление.
Олина мама постоянно предлагала ему то одно попробовать, то другое, но его подташнивало от запахов, от сочащегося с окорочков жира, от мух, ползающих по тарелкам. Тем не менее он заставил себя проглотить картофелину и немного салата. Потом соврал, что наелся дома.
Хорошо хоть отец её помалкивал, а потом и вовсе ушёл. Как только он их оставил, сразу стало шумно и весело. Олины подружки болтали, не умолкая, хихикали, взвизгивали. Пашка, младший брат, сначала с жадностью налегал на еду, потом тоже включился в разговор, выкрикивая к месту и не к месту всё, что приходило, видимо, на ум.