Моя навсегда - стр. 26
– А где сейчас твоя сестра?
– Умерла, – вздохнула Оля.
– Ничего себе… Мне жаль. А ребенок… она родила?
– Нет, – покачала головой Оля. – Там какая-то мутная история была. Мама подозревает, что Аня хотела сделать аборт, подпольно, ну и… вот.
– А зачем подпольно? Какой-то прошлый век… прости. Сейчас ведь можно в больнице, если уж на то пошло.
– У нее срок вышел. Ну, там есть какие-то сроки, когда ещё можно. А у нее уже было нельзя. Я точно не знаю, как там и что было. Она же уехала из Кремнегорска. Мы узнали про неё, когда она уже в больнице лежала с перитонитом. Не у нас, в Копищево. Мама туда, конечно, сразу отправилась, но Аню не спасли. Там её и похоронили. А отец… он денег маме дал на дорогу, ну и так, но сам не поехал. Даже на похороны. И ни разу про нее не вспоминал больше. Говорю – просто вычеркнул. Вот такой он человек.
Так что после Олиного рассказа Ромка просто не мог подвести её под монастырь, пусть его и снедало жгучее желание увидеться.
Оставалось только ждать и надеяться, что завтра чертов дождь закончится, и они встретятся как прежде. И ему повезло – к вечеру уже распогодилось. И утром Ромка снова мчался на рынок, счастливый, что они наконец встретятся после бесконечно долгого дня разлуки.
Правда, тем же вечером Олин отец всё-таки их увидел. Вышел за сигаретами и застал в трех дворах от дома.
Ромка заметил, как Оля мгновенно побледнела, словно в ней вдруг не осталось ни кровинки. Даже губы побелели. А огромные глаза наполнились страхом. Ему и самому стало не по себе, когда хмурый, под два метра ростом, мужик в промасленной рабочей спецовке остановился рядом с ними и, скрестив руки на груди, буквально вперился в него мрачным взглядом.
Ромка тоже молчал и тоже его разглядывал.
– Папа, это Рома Стрелецкий, – пролепетала Оля. – Он меня проводил до дома.
Наконец Олин отец посмотрел на дочь. Потом красноречиво – на табличку с номером на чужих воротах, возле которых они стояли.
– До дома? Ты забыла, где живешь?
– Я… мы… просто не дошли пока.
– Марш домой.
– Пап, – Оля в отчаянии посмотрела на Ромку, и он понял: она боялась за себя, но ещё больше – за него.
– Марш, я сказал, – рявкнул он. – Или кто-то слов не понимает?
Она, едва не плача, поплелась домой, оглядываясь на каждом шагу.
Отец ещё несколько секунд молчал, продолжая давить Ромку тяжелым взглядом, словно, желая запугать его без слов. Впрочем, для Ромки он все равно был всего лишь угрюмым, недобрым мужиком. И не будь он отцом Оли, Ромка бы попросту развернулся и ушёл. А так – тоже стоял и изучал его немигающим взглядом, словно интуитивно чувствовал, что ему надо выдержать этот молчаливый зрительный поединок.