Моя любовь, моё проклятье - стр. 109
Подумалось вдруг с противным холодком, пробежавшим под кожей: «Ведь и до директора наверняка эта гадость докатилась. И что он подумал? Что она сначала с Хвощевским, потом с ним?».
Впрочем, плевать, что он там подумал, тут же одёргивала сама себя. Он сам поступил некрасиво и малодушно. А значит, его мнение волновать вообще не должно. Тем более он сидит там, на троне, к челяди своей спускается изредка и их перешёптывания ему, похоже, до лампочки. Хотя что уж скрывать – как бы она себя ни убеждала, а его мнение волновало и очень сильно.
Только б до него не докатились эти слухи! Он ведь в обычные дни держится очень отсранённо, общается только с техническим директором и с... Алиной, вспомнила она, и аж тошнота накатила. Уж эта секретарша не только передаст, то и от себя присочинит. И это будет ужасно.
Полина и так не знает, как ей теперь работать дальше, среди всех них, перешёптывающихся. Даже вон Анжела косилась на неё исподтишка, что уж говорить об остальных.
***
Перед обедом Лиза примчалась в кабинет совершенно заполошная, тряся перед носом стопкой документов, которые до этого Полина целый час копировала.
– Это пакет к тендеру! Директор сказал – срочно! Это надо прошить! Где дырокол? Где суровая нить? – суетилась Лиза и тормошила всех. – А конверт? У нас же были где-то плотные конверты? Такие коричневые?
Потом она вдруг спохватилась:
– Ой, чёрт, паспорта-то у меня всё равно нет… Тогда завтра…
Лиза сунула уже прошитую стопку в ярко-розовую папку и убрала к себе в лоток. Суета мгновенно стихла и все занялись своими прежними делами. Анжела и Аня уткнулись в простыни экселевских таблиц, Додик – в изучение клиентской базы, ну а Полину вновь заслали носить тяжеленые регистраторы в бухгалтерию.
Заходить сейчас в бухгалтерию ей совсем не хотелось. Если б имелся выбор, она бы скорее ткнула голым пальцем в осиное гнездо, но выбора такого, увы, не было.
Полина занесла стопку регистраторов, спросила, куда всё это сгрудить.
Инга Миц с полуухмылкой кивнула на широкий подоконник. Остальные девушки на неё вроде как и не смотрели, но многозначительно переглядывались между собой, а воцарившееся в кабинете ядовитое молчание буквально жгло кожу.
Именно в этот тягостный момент небольшой динамик над дверью засипел, захрипел, а потом вдруг оттуда полился голос Долматова, чёткий, твёрдый, уверенный. Он обращался к ней, к Полине, по имени-отчеству, во всеуслышание. Обращался, считай, по радио!
Потом слово взял урод-Хвощевский. Извинился. Тоже, получается, при всех.
В кабинете бухгалтерии по-прежнему стояла тишина, но теперь уже это была совершенно другая тишина. Сложно объяснить, но это чувствовалось. Минуту назад безмолвие давило и жалило, а теперь нет. Теперь девушки взирали на Полину с откровенным недоумением. Да она и сама остолбенела от изумления.