Моя Лола. Записки мать-и-мачехи - стр. 5
– Что ты обычно отвечаешь? – спросила я как-то мужа.
Он бросил сухо, даже резко:
– Мамы нет.
– А если переспрашивают: «Как это – нет?»
– Говорю, что умерла.
– А если спрашивают от чего?
– Не отвечаю. Если они еще не поняли, что я не хочу говорить на эту тему, – это их проблемы.
Обрывать разговор и жестко отвечать на подобные вопросы я не могу – мне это кажется невежливым. Поэтому приходится лавировать между желанием не соврать и стремлением сохранить чужой секрет. Прошло пять лет, пока я не научилась внешне спокойно произносить: «К сожалению, их мама умерла очень рано. Девочки были еще совсем маленькими: Жасмине было пять лет, Лоле – полтора». Обычно после такой фразы уточняющих вопросов не возникает – видимо, информация о детях переключает внимание. Но слова сожаления неизменно звучат.
Самое утомительное – слушать сочувствующие возгласы и видеть трагические лица женщин.
– Бедные дети! – вздыхают все.
Да, отчасти бедные. Смерть мамы – большая потеря. Но после ее ухода в жизни девочек осталось много папы – живого, веселого, спортивного, иногда резкого, иногда слишком строгого.
– И как же они с этим живут?! – звучит следующий вопрос.
По-разному. Младшей, Лоле, с виду попроще; старшей, Жасмине (по-домашнему Жасе), сложнее. Но это сейчас. Я заметила: каждый год их жизнь без мамы меняется, постоянно возникает что-то новое. И даже я со временем по-другому проживаю эту ситуацию.
«Маму никто не заменит» – стандартная фраза, которую я слышу из года в год.
Раньше я бы могла сказать так же. Но сейчас точно знаю: ничто не заменит любовь, заботу, принятие. А их, к сожалению, может дать детям не каждая родная мама. Чем больше я занимаюсь темой отношений детей и родителей, тем очевиднее это становится.
В первые дни знакомства с будущим мужем я говорила те же самые слова, так что я понимаю всех, кто задает мне подобные вопросы.
Однако с годами этот факт нашей биографии стал для меня привычным. Я задала все важные вопросы мужу и детям, а также самой себе и психотерапевту.
Кульминация наступает в тот момент, когда звучит главный вопрос беседы.
– А от чего умерла их мама?
– Суицид, – бросаю я кратко. И точно знаю, чего ждать, потому что дальше всегда происходит одно и то же.
Повисает неловкая пауза. Мне хочется поскорее ее проскочить, но я сознательно молчу, давая собеседнику время самостоятельно справиться с эмоциями. Я знаю, как пойдет разговор, я прошла десятки таких разговоров и научилась отвечать на однообразные вопросы заготовленными фразами.
Мы уже прожили вместе годы. Теперь смерть Нигины – так звали маму Лолы и Жасмины – перестала быть трагедией. Как говорит Лола: «Это старые новости». Она стала частью нас – ее каждый из семьи принял и определил ее место в своем сердце. И она покоится там, как хранится у кого-то фотоальбом о поездке в Сочи пятнадцать лет назад. Для каждого это часть семейной истории, как и история других родственников. Моя бабушка покончила с собой, дедушка умер от рака, а мой папа был последним из восьми детей в семье.