Моя истинная - стр. 125
— Она мне не родная. И, по факту, любить не должна. — с тяжелым сердцем выдохнула я. — Ты мне расскажешь, как так вышло?
Бросив краткий взгляд на дверь, отец, кажется, убедился, что нас совершенно одних никто не оставил. Лишние уши всегда были рядом.
— Вспомни, что я тебе говорил. — загадочно подмигнул он и тему на этом закрыл, начиная говорить о чем-то совершенно ином.
Мы обсуждали погоду, моду, учебу и даже мой новый белый цвет волос. Так, словно ничего вокруг не происходит. Но разговор этот казался натянутым и вымученным. Было в нем столько недосказанного… Столько замолчанного…
— Знаешь, Сашунь, — ахнул он вдруг. Было видно, что говорить ему становится совсем невыносимо. — Я не жалею, что не лечился. Жалею лишь, что позволил себе тебя упустить…
— Пап… — зарывшись лицом в ладони, я пыталась проглотить слезы обратно. — Нет смысла прошлое ворошить. Главное поправляйся.
— Нет. Смысл есть, — он вдруг крепко сжал мои колени. — Мне не надо было идти на поводу у альфы. Не надо было отдавать ему тебя в жены. Такую юную, нежную, наивную мою малышку... Я боялся, что если не подчинюсь его воле, то проблемы будут еще и у Леи с мамой. Поддался глупости. Прости меня, девочка моя. Прости, если сможешь!
— Не стоит тратить на этот разговор свои силы, — аккуратно попросила я, взглядом моля отца остановиться.
— Скажи мне, дочка, — потребовал он грозно. — Обещаешь не лгать?
Отец закашлялся, оставляя на платке следы крови. Я пыталась его остановить, уговорить помолчать, но папа был решительно настроен. Поэтому, сдаваясь, я закивала:
— Да.
— Отлично! — между бровей старика залегла глубокая морщина, когда он чеканил каждое слово из последних сил: — Аарон Босфорт завидный жених: красивый, статный, сильный, влиятельный, богатый… Но сможешь ли ты полюбить его, детка?
Я могла быть честной и заставить папу нервничать, или солгать, попасть потом в ад, но успокоить нервы больного мужчины. Так что, сцепив зубы, я улыбнулась:
— Конечно, папочка. Тебе не о чем волноваться.
Смысл было плакать, жаловаться и биться в конвульсиях? Ничего ведь уже нельзя поменять. В особенности, отцу…
— Хорошо… Просто замечательно! — облегченно откинув голову на подушку, он прикрыл глаза и поморщился от боли. Его рука на моем колене обмякла, а голос стал походить на сонный бред. — Он научит тебя всему, чему я не успел… Он мудрый мужчина, хоть и скрывает все за глупостью… Все влюбленные глупеют… Вы просто неправильно начали… Ах, повернуть бы время вспять…
Решив, что хватит на сегодня задушевных бесед, я встала и, окунув полотенце в раствор с уксусом, положила то на лоб старику, тихо прошептав: