Моя дорогая Роза - стр. 62
– Конечно, узнал! – ответил он ей, нарушив молчание, и голос его звучал подозрительно ровно, безжизненно.
– Привет, папа! – проговорила она, словно они расстались совсем недавно. – Вот ты где… Вот я тебя и нашла!
Как-то нелепо прозвучали ее слова. Можно подумать, что они с отцом все это время играли в прятки: он прятался, а она искала. Но других слов у Розы не нашлось. Отец плотно поджал губы, все еще продолжая разглядывать дочь, стоя в растворе полуоткрытой двери. И Роза поняла, что сейчас он решает для себя непростой вопрос: впускать ее в дом или нет.
Но вот решение, кажется, принято. Джон Джейкобз делает шаг в сторону и широко распахивает перед нею дверь, пропуская ее вперед. Она бросает через плечо мимолетный взгляд на грузовик Теда и переступает порог дома.
В полной растерянности она начинает озираться по сторонам. Похоже, жилая комната совмещает в себе сразу все функции: кухня-столовая-спальня. Пол вымощен каменными плитами, от которых веет почти зимним холодом. Какая-то полуразвалившаяся старенькая софа, прикрытая таким же ветхим пропыленным пледом, примостилась возле холодного камина. Не глядя на отца, Роза сбросила с себя насквозь промокший плащ и откинула с лица мокрые волосы.
– Я могу попросить у тебя сухое полотенце?
Джон, который по-прежнему продолжал топтаться у порога, подавил тяжелый вздох, с громким стуком закрыл дверь, неопределенно пожал плечами и стал шарить глазами по комнате. После чего пересек двумя шагами свое неухоженное жилище и поднял с табуретки грязное посудное полотенце, такое же неопрятное и рваное, как и все остальное в этом доме, и молча протянул его Розе. Роза поискала глазами более подходящую ветошь. Под руки ей попалась какая-то перемазанная краской тряпица, зато целая. Она взяла тряпку и прошлась ею несколько раз по волосам, чтобы впитать хотя бы часть влаги.
– Итак, – проговорила она нарочито громко, расчесывая пальцами влажные волосы, свои длинные светлые волосы: и цвет, и манера лохматить их – все осталось прежним, как в далеком детстве, и сконфуженно умолкла, не зная, чем закончить начатую фразу. – Понимаю, для тебя встреча со мной – это самое настоящее потрясение. Для меня, впрочем, тоже.
Джон хотел было что-то сказать, но, видимо, передумал и слепо уставился в противоположную стенку, окрашенную белой краской, на которой болтался старый керамический рукомойник. Чего-то ждал? Рассчитывал, что если сумеет молчать долго, да еще при этом и не смотреть на дочь, то она возьмет и исчезнет, растворится в воздухе, подобно страшному ночному кошмару… Он повернулся спиной к ней.