Моя чудачка - стр. 24
Алексей Васильевич подал холодную руку и, пока вел меня к микрофону, шепнул на ухо:
– Настя, справишься? Цвет лица у тебя пугающий.
– Я смогу, – быстро ответила я и, откашлявшись в кулак, высвободила руку и до белых косточек вцепилась в стойку. Только бы не рухнуть, только бы... – Немного устала.
Немного? Я два часа головы не поднимала от партитуры, в висках до сих пор стучали ноты из «Вечной любви», прокручивались в бешеном танце знаки, фигуры, аккорды. Могу представить, что я там в аранжировке начудила. Не видать мне аттестации, как собственного затылка. Придется на коленях умолять Грозу, чтобы смиловался и дал мне еще один шанс.
Дирижер недоверчиво взглянул на меня, но отсчитал палочкой «Раз-два-три-четыре», разрисовывая воздух причудливыми фигурами, и музыка втянула мою волю в мягкие объятия.
Не знаю, откуда брались резервы, но я пела. Хрипловато немного, но пела. Почти отключалась от мира, когда вытягивала высокие свистящие ноты, срезая их в жесткий фрай[1], почти скрим. Расщепление расслабляет связки, я знала это, потому старалась использовать только его, чтобы, не дай Бог, не сорвать голос. От этого песня получилась очень роковой, колючей и драйвовой.
На последних нотах, где глиссандо[2] и длинная точка вытрясли из меня последние силы, я просто откинулась на стену и чуть не рухнула под ноги клавишнику. Он вместо меня схватил драгоценный инструмент и шарахнулся в сторону.
Но мне помог Алексей: взял за локоть и потащил в коридор.
– Настя, что с тобой? – уже выйдя, грозно выдал дирижер. Холодная рука легла на лоб. – Да ты горишь. Зачем пела с температурой? Могла вообще не приходить! – Дирижер затолкал меня в тесный кабинет и усадил на стул.
Я быстро осмотрелась, насколько позволяло вялое состояние. Фортепиано в нише, рядом – стол и широкий деревянный подоконник. Окно выходило на проспект, и я увидела, как мимо скользят разномастные каблучки.
– Ты слышишь? – Алексей потянулся и распахнул форточку. – Чуть-чуть свежего воздуха.
Не смогла ответить. Все кружилось-вертелось, словно я – юла. Было и жарко, и холодно, а еще я боялась, что меня все-таки вытурят, и... прощай, оркестр!
– Эй?! – повторил Алексей и с рывком захлопнул окно.
Я поморщилась от неприятного звука.
– Концерт же, не могла пропустить… – прошептала на выдохе и закрыла лицо ладонями. Хотелось разреветься, дать слабину, но я просто сглотнула горький ком и сцепила зубы. Медленно выдохнула, чтобы взять себя в руки. Наверное, простудный чай перестал действовать, нужно еще один выпить.
– Ну глупо же, – сказал жестко дирижер, подойдя ближе. – Никогда еще не видел таких самоотверженных студентов. А если вот так придавит на концерте, что будешь делать?