Мой сводный кошмар - стр. 40
Как и вся она – на контрастах.
Добрая, открытая, практически душа нараспашку, страшно и тронуть, – и неожиданно достающая нож из-за пазухи. И бьющая, когда отвернешься.
Невинная, которой я помню ее. И порочная, которую я вижу сейчас.
Она сама – Зазеркалье.
И да, ничего не бывает случайно. Даже выбранный ник на каком-то там сайте. Потому что сейчас я смотрю на ее тело и мне, как голодному до сметаны коту, хочется ее облизать. Облизать, укусить, оставить на ней свои метки, чтобы тот, другой, к которому она завтра уйдет, их увидел.
Тихий выдох Алисы меня остужает.
Сбрасывает с меня морок-видение, в котором я ложусь на нее, развожу ладонями ее ноги и заставляю ее почувствовать, что она в этой комнате не одна.
На хрен все это.
Только проблемы, клубок проблем, который благодаря ей распутываю уже несколько лет.
Мне привычней то, что проще, доступней, понятней. То, что мое, а не чье-то.
А ее пусть и дальше трахает любитель цитрусов и иголок. Пусть теряется в ней, а потом так же споткнется, осмотрится и поймет, что вокруг – пустота.
Кидаю на ее кровать ветку ели, грейпфрут – пусть вдохновляется, может действительно напишет что-то горячее.
Оранжевый шарик, соскользнув, медленно подкатывается к ее боку. Дыхание Алисы замирает, и я уже думаю, что она проснется, откроет глаза и увидит меня. Готовлю себя к визгу, который последует, к разборкам с семейством, которое тут же сбежится, к разговору с отцом.
Но ее взгляд, когда она поймет, что я смотрел на нее, стоит того, чтобы выждать эти пару секунд.
Гнев, злость, раздражение, ненависть – интересно, что отразится в нем ярче всего.
Но я не был готов к тому, что на самом деле увижу.
А это, мать твою, запрещенный прием. Даже для такой лживой девочки, как она. Особенно для такой лживой девочки.
Потому что она действительно открывает глаза, видит меня, невозможно не увидеть – я близко, так близко, что могу прикоснуться к ней. Но вместо того, чтобы испугаться, начать орать или приказать мне убраться, она неожиданно улыбается.
Она, мать твою, улыбается.
А потом опять закрывает глаза и с той же теплой улыбкой опускает руку и прикасается к себе между ног.
Надежда на то, что на этом и остановится, рассыпается горячим прахом, когда она делает то, что хотел сделать я. Сначала скользит ребром ладони поверх трусиков, а потом с разочарованным вздохом сдвигает ткань в сторону.
Терпеть не могу тех, кто сидит на наркоте, никогда не понимал, зачем они рискуют всем ради какой-то дозы херни, которая тебя самого убивает. Но сейчас я сам чем-то похож на одного из них, потому что знаю, что этого делать не стоит, но жадно слежу за тем, как ее палец скользит вокруг клитора.