Мой сводный ангел - стр. 30

Из головы не выходит тот злосчастный разговор.

И действительно, почему я так остро и агрессивно отреагировал на слова Серого? Он же, будучи заядлым бабником, всегда трындит только о девчонках, о том, как провел с ними время. Поэтому я и недолюбливаю его. Всё-таки мы уже не в восьмом классе, чтобы вести себя подобным образом.

Однако моя реакция и впрямь была чересчур резкой. Бурый верно подметил, что так я реагирую впервые. Когда другие парни при мне обсуждали внешность и фигуру Милы, меня это ни капельки не волновало. Было абсолютно все равно.

Но стоило им упомянуть Гелю, как я буквально закипел от ярости. И ведь они не сказали ничего такого мерзкого.

Тяжело вздыхаю и, чтобы избавиться от этих навязчивых мыслей, выхожу на балкон. Хочется побыть в тишине и подышать свежим воздухом.

Но эта мелкая зараза даже здесь не даёт мне покоя.

Как только выхожу, тут же замечаю ее. Она сидит на плетеном кресле, обняв худые коленки и смотря куда-то в пустоту.

Выглядит она разбитой и до жути несчастной. Лицо какое-то опухшее и чересчур красное, словно она рыдала сутки напролет. Хотя, учитывая, какая Ангелина плакса, это неудивительно.

Эту малышку так легко довести до слез. Потому что вся ее жизнь состояла из радуги и сказочных цветочков.

Она не чувствовала, что такое настоящая боль.

Слабая. Жалкая. И беспомощная.

Она не способна на то, чтобы выжить в этом суровом мире. Может именно из-за этой причины эта малявка вызывает во мне непомерное чувство долга защитить ее от других. Ото всех, кроме себя.

— Снова страдаешь по какой-то глупой книжонке с грустным финалом? — насмешливо усмехаюсь.

Она, только заметив меня, испуганно вздрагивает и почти падает с кресла, отчего я кротко хохочу. Какая же она всё-таки пугливая, словно щеночек.

Ангел ничего мне отвечает. Лишь поджимает губы и, всхлипнув, отворачивается.

Раздражённо закатываю глаза и цокаю. Злюсь на то, что она меня нагло игнорит. Но глубоко в душе становится ее жалко. Хочется подойти и обнять этот крохотный комочек. Защитить от всего этого злого мира.

А потом мой взгляд случайно цепляется за то, что мне совсем не нравится.

На ее тонкой, лебединой шейке красуются вздувшиеся царапины и синяки от чьих рук. Такие, словно ее душили. Сжимали в руках эту хрупкую шею, которую я могу переломить, даже не напрягаясь.

Нахмурившись, подхожу к ней ближе, почти перевешиваясь через перила своего балкона.

— Что с твоей шеей? — холодно произношу, темнея во взгляде.

Та, испуганно ойкнув, тут же прикрывает ее ладошками. Но поздно. Я уже успел все внимательно рассмотреть.