Мой рыцарь-зверь - стр. 17
- Что ты сказала?! – оборачиваюсь я.
- Да, он все время сидел без движения. Сначала я думала - устал, скакал где-то ночь напролет, пусть отдыхает, предлагала лечь в постель. Потом поспела пшеница, и мне надо было присмотреть за жатвой…
- Я просила не оставлять его одного, - чуть слышно напоминаю я, прижимаясь лбом к стеклу.
- Он и не был один! Его постоянно навещали. Не скажу - друзья, скорее почитатели, - перед ним все же робеют. Они толпами ходили; а чуть заподозрили неладное, пригласили лекаря. Но Адам выставил всех за дверь. Он не хотел, чтобы его тревожили. Когда он чего-либо не желает, к нему невозможно подступиться! Для меня, видимо, как для хозяйки или вашего доверенного лица, он еще делает исключение.
- Почему к нему приглашали лекаря?! – я содрогаюсь от нехорошего предчувствия.
- Сейчас расскажу; но сначала послушайте вот это! - зачастила Тереза. - Сижу я как-то возле него, - он как бы спит, но неожиданно глаза приоткрывает и прислушивается к чему-то. Потом слышу - кто-то приехал. И вдруг этот расслабленный бешеным рывком высовывается в окно, чуть не выпрыгивает! Понимаете, в Адаме сил на нескольких человек хватит, ему все нипочем! Выглянул - и опять будто устал, рухнул на скамью. Вот так!
- Кормилица, когда ты сама видела его?! – спрашиваю почти криком.
- Сегодня. Сегодня, говорю я вам, не тревожьтесь! Утром я была у него, мы беседовали; я вышла совсем на чуть-чуть, а вернулась - его нет. Меч и плащ висят, а хозяина нет.
- С утра его никто больше не видел?! А вдруг он ушел? – слышу, у меня даже голос сел.
- Да что вы, - горячится Тереза, - зачем ему уходить?! Он мне сегодня так и сказал: жалею, что не пришел сюда раньше! Вижу, он вам очень нужен, вы только о нем и говорите. - Баронесса печально продолжает:
- С ним так получилось, что сначала не было ничего страшного, а потом... Сидел, закрыв глаза - и все. Растолкают его, поесть предложат - говорит: «Оставьте на столе». Я отъезжала в деревню, а чуть только вернулась, - девчонка-кухарка, вот эта, что сейчас была, ко мне прибегает, жалуется. Я ей говорю: лучше готовить надо, душу вкладывать, чтобы съедали, а она в слезы.
Иду сама, смотрю - весь стол едой заставлен, и пахнет так аппетитно. Адам сидит в прежней позе, будто дремлет. Но зову - не слышит. Гляжу - он заметно похудел. Сколько я его расталкивала, прежде чем ожил! Взглянул так, словно другого кого ожидал увидеть. И собрался дальше «спать»!
- Он перестал есть?! – хватаюсь я за голову, склонясь над подоконником.
- Было такое, - с раскаянием подтверждает кормилица. – Не доглядела я. Но я вовремя за него взялась, сейчас уже лучше!