Мой рыцарь-зверь - стр. 16
Есть тут у нас красотка одна, вы ее, конечно, помните - Марта - она ему с первого дня проходу не давала, и в баню к нему пришла. Входит голая, он к ней поначалу так и подался!.. О, Господи, зачем я вам это говорю?! - кормилица в ужасе прикрывает рот ладонью.
- Я тебя просила, поэтому ты и рассказываешь, - максимально равнодушно выдаю я, сосредоточенно поправляя складки платья и стараясь, чтобы руки не дрожали от волнения. - Я уже взрослая и должна знать все. Продолжай!
- Я подсматривала за ним в щелку, - признается Тереза. - Очень мне хотелось на него без маски взглянуть. Да и вообще… Но Марта ему не нравится. В бане подхватил он свои вещички - и ходу. Так спешил, что сорвал дверь с петель, потом чинили!
- Любопытно. Так что у него с лицом? - чуть слышно интересуюсь я.
- Я не совсем поняла - пару много было, - отвечает Тереза так, словно пытаясь решить трудную задачу. - Но что-то дурное; правильно он его закрывает. Однако в Адаме больше заметно другое - широта души, что ли. Хорошо, когда он рядом, надежно, - он будто считает себя ответственным за все, что происходит и всегда готов, образно говоря, переложить часть твоей ноши на свое плечо.
Все с ним было ладно, пока… - гостеприимная кормилица вздыхает, переставляя на столе миски с нетронутым угощением. - Однажды он вовремя не вернулся, - он куда-то уезжал каждый вечер.
Я непроизвольно вздрагиваю. Куда он ездил? К кому? Может, из-за этого и не приехал на турнир?!
- А тут он возвратился только утром, - продолжает Тереза. - Ввел коня во двор, и конь его рухнул. Адам смотрит то на несчастное животное, то на меня, как будто ничего не понимает. Потом говорит, как бы безразлично:
«Я загнал коня».
«Жаль, но что ж поделаешь», - отвечаю в тон ему. Я сразу поняла: что-то у него случилось!
Тут я встаю и подхожу к окну, чтобы доброй кормилице не было видно, как сильно я переживаю. И еще надеясь увидеть его поскорей.
- Говори, я слушаю, - прошу ее.
Хоть бы Адена скорее нашли! Я так хочу его видеть!
- Ну, я научилась уже немного понимать его, - говорит она. - Надо в него всматриваться, подмечая каждое мелкое движенье головы, глаз, губ, рук, тогда кое-что становится ясным.
«Что с тобой?» - говорю.
«Ничего», - отвечает, а сам похож, я бы сказала, на большого ребенка, который не понимает, за что его наказали.
«Извини, больше не смогу помогать», - сказал и пошел к себе.
Я тогда еще подумала: как странно он двигается; почему-то в голову пришли такие сравнения: стрела, остановленная в полете, и птица, замерзшая налету. Он добрался до своей комнаты и сел у окна. И больше почти не вставал.