Мой палач. Лезвием - стр. 16

***

Я работаю чисто. Даже свидетелей нет, и уже через несколько часов привожу ее в свой город. Коршунова еще в отключке, поэтому вообще без труда спускаю ее в подвал. Легкая, почти невесомая, точно кукла, она спокойно дышит, тогда как я едва ли перевариваю ее присутствие рядом.

Я готовился к ее приему, забив окна досками и бросив на пол мат. Она для меня хуже собаки, просто сука, которая должна была стать моей. У нее глаза отца, и я уже ее ненавижу. Каждой фиброй, каждой своей клеткой ее не переношу.

Девочка просыпается довольно быстро, однако от препарата ее сильно водит. Ее реакция в первую ночь заторможенная, но даже тогда она успевает реветь, и качать права, которых, конечно, у нее уже нет. Она смотрит на меня медовыми глазами убийцы, а я сдерживаюсь, чтобы не прибить ее раньше времени.

Особенно мне нравится, когда эта сучка корм замечает. Неженка, так бы я ее назвал. Ее пухлые губы приоткрываются от изумления, а из груди вырывается возмущенный протест. Девчонка явно росла в тепличных условиях, что было заметно просто за версту, но это меня не волнует. Напротив, так ломать ее мне будет даже приятнее, поскольку ее передергивает даже от моих слов, словно на нее никто даже голос ни разу не повышал и мне плевать, что она там хочет. Она будет жрать этот корм, а если нет, то ничего не будет. Иного дочь Коршунова не заслуживает.

Неженка оказывается еще меньше, чем мне показалось на сцене. Восемнадцать лет, и ни дня больше. Легкая, как пушок, теплая, нежная.

Я укладываю ее на мат, откидываю длинные волосы с лица и проклинаю природу за то, что сотворила эту суку такой. Идеальной.

Такая молодая, глупая и наивная. Проснувшись, девочка сразу начинает показывать характер, когда как я жажду засадить ей пулю в висок, но медлю. Я хочу сломать ее перед тем, как дать сдохнуть.

Ненависть. Вот, что этот зверь чувствует ко мне. И нет, это не такая ненависть, которая бывает, когда чьи-то ноты без спросу берешь и играешь, либо даже когда портишь концертное платье. У него ненависть ко мне совсем другая. Глубокая, пожирающая, и не имеющая границ.

Я вижу это в глазах Беса, и тогда впервые осознаю, что он не шутит. Каждое его слово правдиво, каждая угроза реальная, и он обязательно ее воплотит в жизнь, однако участвовать в этом аду я совсем не настроена.

Я не знаю, чем именно моя семья так обидела его род, и за что можно вообще так с живым человеком обращаться, однако времени на раздумья у меня совсем нет.

Когда Бес уходит, оставляя меня одну, я тут же достаю свое единственное оружие – обычный гвоздь, который до этого выбила туфлей из доски.