Мой египетский пришелец - стр. 22
— Невидимый друг? Хай.
«Что?» — оглянувшись, я обнаружила своего индейца застывшим около Ласки. Он так и не встал, продолжая гладить местную ласковую старую рыжулю.
— Джонни, — окликнула с улыбкой, чувствуя, что таю. Как по мне, тот кто любит животных, уже достаточно хорош. Медленно и с неохотой поднявшись, он как-то рассеянно подошел.
— Привет, Джо, — Сергей повторно поздоровался. — Снега навалило, лопату у двери найдешь. Света, миски.
Простой худощавый парень не разбрасывался словами. Он работал автослесарем, но тоже приезжал сюда регулярно. Среди волонтеров можно было встретить и небедных бизнесменов, и занятых усталых продавцов с рынков, приезжали даже гламурные блогерши и здоровенные бородатые дядьки неизвестных профессий. Кто угодно. Любовь к животным и желание помочь объединяли множество самых разных личностей. Все они кашеварили, не боясь испачкать руки, убирали экскременты, меняли пеленки, роняли слезы над скулящими от боли искалечеными псинами, привозили еду, которой все равно вечно не хватало.
С пакетом косточек в руках я поспешила к вольерам. Здесь в одной из клеток меня ждал огромный и свирепый пёс Букет. Больше всего он напоминал собаку Баскервилей, да и репутацию чудовища активно поддерживал. Бывшие хозяева годами держали Букета в холодной будке, практически не кормили, били его, беспомощного на цепи, натравливали на мелких собак. Букет одичал, превратившись в настоящего цербера, перестал верить людям. Отдавать его было некому, поэтому вызволенный пёс жил отсаженным от всех, в одиночестве.
Меня он тоже не подпускал, но я случайно нащупала его слабое место: крупные говяжьи косточки. Конечно, все собаки хотели их, но я приносила лакомство только Букету, потому что именно у него практически не было другой радости в жизни, как и не было шанса найти хозяев. Кому нужен агрессивный, огромный, немолодой, полуслепой пёс? Жизнь была к нему жестока, он больше не верил ни одной душе. Но хорошие мясные косточки любил. За них он соглашался терпеть мое присутствие и мою руку.
Сегодня Букет меня уже ждал и, завидев издалека слабо вильнул хвостом, хоть и насторожился, устойчиво замерев у будки на бурых мохнатых лапах.
— Иду мой хороший! Иду, Букетик, — быстро выдав задумчивому пришельцу лопату и оставив его сражаться со снегом, я пробиралась к вольеру через неочищенную дорожку. Шла и ощущала вину: свою, за то, что не могу его забрать, за то, что приезжаю редко; человеческую тоже, за таких как я. Кто сделал его злым и недоверчивым? Обычные люди...
— Кушай, малыш, кушай, — приговаривала, вываливая угощение из шуршащего пакета. — Только меня не ешь, а то косточек больше не будет.