Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг. - стр. 49

. В Югославии к этому времени постепенно разворачивалась кампания борьбы с теми, кто поддержал резолюцию Информбюро. На следующий год она примет широкие размеры, в нее будут вовлечены не только члены КПЮ, но и рядовые граждане, к которым применялись различные меры воздействия вплоть до ареста, как правило на незначительные сроки. Обвинение в контрреволюционной пропаганде касалось распространения забрасываемой в Югославию из сопредельных стран информбюровской литературы, листовок и пр. К этой группе относилось и распространение различных слухов и антиюгославской информации, полученной из радиопередач. Для реализации задач советской политики в ФНРЮ советское посольство в Белграде после появления резолюции пыталось использовать так называемых советских граждан, на самом деле русских эмигрантов, но по факту граждан Югославии, некоторых уже во втором поколении. Многие из них оказывались в сложном положении, в ряде случаев соглашались сотрудничать с Москвой и в результате подвергались репрессиям. Сложности возникали и у югославов, находящихся в СССР, как об этом сообщал в МИД Югославии уже упоминавшийся С. Фейич, но пока не очень значительные по характеру: не удавалось сразу урегулировать права югославских граждан в советской оккупационной зоне Германии, кому-то вовремя не давали въездную визу в СССР, кто-то, как некто Н. Георгиевский, югославский гражданин, оказавшись без документов, наоборот, не мог выехать из России[128]. В отдельных случаях, например при общении дипломатов двух стран, возникали ситуации, когда югославы вновь пытались вести примирительный диалог. 10 декабря 1948 г. приглашенные на ужин в советское посольство в Белграде начальник протокольного отдела МИД С. Смодляка и посол в СССР К. Мразович, защищая позиции югославского руководства, подчеркивали, что спустя полгода после принятия резолюции можно видеть, что Югославия не отдалилась от СССР и «общего антиимпериалистического фронта и приблизилась к империализму». Посол Лаврентьев, оказавшись в затруднительном положении, ответил, что он не готов вступать в дискуссию по этому вопросу. Смодляка попытался напомнить послу, что советский народ не имеет более верного союзника и друга, чем югославский, и если опять у кого-либо возникнет искушение это испытать, то югославы это вновь докажут. Вероятно, под влиянием неформальной обстановки (югославский дипломат писал, что всеми было выпито немало спиртного) Лаврентьев в присутствии советника посольства Г. П. Шнюкова признал, что югославы – самые искренние союзники советского народа. Смодляка, услыхав эти слова, продолжил тему вопросом – разве не стоит изменить политику в отношении «своего самого верного союзника»? и добавил, что товарищ Тито и ЦК КПЮ «научили любить советских людей и Советский Союз, и ничто на свете не в состоянии разделить ФНРЮ и СССР». Вслед за ним в дальнейшем разговоре, слегка перефразировав, то же самое повторил его коллега Мразович, которому предстояло вскоре выехать в СССР. Лаврентьев, видимо спохватившись, выразил некоторое сомнение в правоте утверждения югославов, заметив, что сейчас он не видит «много любви к советскому народу», и подчеркнул, «что нельзя жить одним прошлым»