Мосгаз и другие преступники Страны Советов - стр. 10
Когда ее арестовали, по воспоминаниям следователя Леонида Савоськина, Антонина держалась спокойно.
Судебный процесс проходил в здании Брянского областного суда при усиленных мерах безопасности. Процесс был открытым. И на каждом заседании зал был заполнен до отказа. Об этом деле стала писать пресса, вплоть до «Правды».
На суде Антонина подробно рассказывала о себе: «Мой отец Панфилов Макар в 1940 году покончил жизнь самоубийством – он был алкоголиком. Моя мать Панфилова Евдокия умерла уже после войны, лет 20 назад. Я в семье старшая, у меня три сестры и три брата».
Судя по словам Гинзбург, один из ее братьев стал полковником, одна из сестер работала в воинской части. На суде их не было, много лет они не общались.
О начале своей работы на немцев она рассказывала так: «Меня познакомили с начальником локотской полиции Романом Иваниным. Я устроилась туда работать. При поступлении мне никто не объяснял моих обязанностей. Мне пообещали бесплатное питание, проживание и заработную плату в размере 30 немецких марок. Меня приняли на работу без документов, потому что я потеряла их при бомбежке. Полицаи научили меня стрелять из нагана и пулемета. Меня брали с собой на облавы партизан. Партизан мы не встречали. Однажды мне показали, куда я должна стрелять в случае их появления. Неожиданно в том месте выехал на подводе человек, я выстрелила в его сторону. Не попала, потому что пулемет перекосился. А человеком этим оказался Роман Иванин. Не знаю, почему он был в том месте. Он чуть меня не убил за то, что я в него стреляла. В июле 1942 года я перешла на работу в локотскую тюрьму, которая располагалась в здании конезавода».
Жила Макарова рядом с тюрьмой в двухэтажном доме. На первом этаже располагалась ее комната, которую она делила с еще одной девушкой-медсестрой, на втором – тюремная контора. Антонина, по ее словам, не знала, что будет входить в ее обязанности:
«Я ходила в тюрьму посмотреть, в каком состоянии заключенные. Условия содержания были плохие: грязно, душно. Там было много больных тифом. На допросах я не присутствовала. Как это получилось, что я сама стала расстреливать людей, я не знаю. Я тогда была молодой, начальник тюрьмы говорил, что немцы взяли Москву, что теперь везде будет немецкая власть. И я поддалась этой агитации. Встала на путь предательства».
Что же дальше?
«Сначала начальник тюрьмы Иванин Григорий посылал меня смотреть, как расстреливают заключенных, – продолжала Антонина. – Я не хотела ходить, но меня обязывали. Первое время на расстрелах присутствовало и гражданское население. Немцы специально устраивали такие показные расстрелы, по-видимому, с целью устрашить население. Мне неизвестно, насильно ли собирали немцы людей на публичные расстрелы».