Морской ангел - стр. 20
Кортик же Дим оставил себе, очень уж он был по руке. С серебряной оплеткой на рукояти, острым золингеновским клинком и витиеватой гравировкой на нем «Blut und Ehre», что означало «Кровь и Честь». Девиз старшину вполне устраивал.
Потом, в многочисленных вылазках за линию фронта, Дим перережет им не одну арийскую глотку, а пока он подбрасывал трофей на ладони и радовался, что остался жив. Смертельный счет был в его пользу.
Все это время в перерывах между боями любящий сын писал короткие письма маме. В них он сообщал, что жив-здоров, бьет немцев, отмечен наградой и по утрам чистит зубы.
Мария Михайловна отвечала более обстоятельно, отмечая, что работы в госпитале прибавилось (шла битва на Курской Дуге и освободили Донбасс), но раненые пошли совсем другие. Бойцы с командирами горели желанием вернуться в строй и бить фашистов. А еще советовала беречь себя и не пить фронтовые сто грамм. Дабы не стать пьяницей.
– М-да, – читая ее письма, думал Дим. – Теперь пошла другая война. Не как раньше. Пришел «треугольник» и от Сашки Перельмана, с номером полевой почты. Теперь, уже получив старшего лейтенанта, тот служил в штабе стрелкового полка на Западном фронте.
– Без руки воюет, черт, – поцокал языком старшина. – Это ж надо!
И еще в тот переломный год Дим впервые влюбился. После контузии он на месяц попал в госпиталь, где, оклемавшись, познакомился с медсестрой. Звали ее Наталкой, девушка впечатляла красотой и ответила старшине взаимностью.
На ее дежурствах Дим рассказывал Наталке о Москве, Чистых прудах и Арбате, а девушка ему о Полтаве, откуда была родом, тихой реке Ворскле и яблоневых садах. Затем были встречи наедине, поцелуи и объятия, но вскоре все кончилось.
Старшину выписали, сделав отметку в истории болезни «годен к строевой», он снова вернулся в часть, и между влюбленными завязалась переписка. Через какое-то время она оборвалась, а когда ПДБ отвели на пополнение во второй эшелон, Дим, теперь уже замкомвзвода, с разрешения майора Орлова рванул на армейских попутках в госпиталь. На плече у него висел «сидор» с подарками для любимой: несколько плиток трофейного шоколада, сахар и парашютный шелк, выпрошенный старшиной у интенданта. Наталки больше не было.
Во время одного из авианалетов ее убило бомбой, вместе с врачом и тремя ранеными. У братской могилы госпитального кладбища, в неглубокой балке[20], где похоронили всех пятерых, Дим сел на пожухлую траву, снял бескозырку и, зажав ее в руке, долго смотрел на прибитую к столбику фанерную табличку.
«Младший сержант Луговая Н. А. 1923–1943» значилось среди других фамилий.