Морская душа - стр. 26

– Труба твое дело, Иван-царевич, – прошептал Гужевой. – Никакого места не будет. Видимости нет.

Пийчик взглянул в сторону маяка и долгую минуту со стесненным сердцем ждал его вспышки. Наконец мутно-красным глазом подмигнул далекий огонь, закрываясь плотной сырой мглой. Ветер слабел, и надежда, что маяк откроется, слабела вместе с ним.

– Приехали, – упавшим голосом пробормотал Пийчик.

Дверь рубки открылась, и, чувствуя приближение посредника, он застонал. Видимо, терпение того истощилось, потому что в голосе его звучало неприкрытое раздражение:

– Ну… Осмотрелись, товарищ командир корабля? Сообщите ваше решение.

Пийчик взглянул в темноту и тоном человека, которому нечего больше терять, ответил:

– Не могу я вам сказать своего решения.

– Иначе говоря, – язвительно предположил посредник, – вы не пришли ни к какому решению?

– Нет, как же можно… Пришел… Только я потом вам скажу.

– Вы обязаны поставить меня в известность, если решение вы приняли, – сказал посредник наставительно. – Как же я оценю ваши действия, если не знаю замысла?

– Ну, не могу я вам сейчас сказать, ей-богу же, не могу, – искренне простонал Пийчик и добавил: – Мне самому неприятно, что так выходит…

– Значит, операция сорвана?

– Это как желаете, – покорно ответил Пийчик.

– Я укажу на разборе маневров, что она сорвана по вашей вине, – сухо сказал посредник. – Что же, я ухожу. Мне, вероятно, больше нечего делать на мостике?

– Верно, идите, – обрадовался Пийчик. – Если что будет, я пошлю доложить, а чего вам тут мерзнуть?.. Фрол Саввич, распорядитесь товарищу посреднику чайку прислать!

– Благодарю вас, – негодующе поклонился в темноту посредник и, оскорбленный в лучших чувствах, направился в каюту писать рапорт начальнику академии.

Подумать только: кто мог ожидать, что его – слушателя последнего курса, кому по окончании академии прочили кафедру военно-морского искусства, – вдруг грубо сунут посредником на такую беспомощную посудину? Подписывая его командировку на эти первые после Гражданской войны маневры, начальник академии со всей значительностью подчеркнул всю важность его миссии. В самом деле, эта странная война, в которой все шло шиворот-навыворот, в которой все заветы стратегии и тактики были чудовищно искажены, наконец, слава богу, кончилась. Пришло время, когда можно было внушать плавающему составу забытые им вечные и неизменные принципы, на которых зиждется морская победа. И, перебираясь на штабном катере в Кронштадт (в котором ему как-то не довелось побывать за все время войны), будущий руководитель кафедры с удовольствием представлял себе, какие широкие горизонты он откроет командующему той стороны, где он будет начальником штаба или, в крайнем случае, – начальником оперативного отдела. Но, очевидно, в штабе руководства совершенно упустили из виду ту огромную пользу, которую он мог бы принести флоту: по прибытии он обнаружил, что вся оперативная разработка была поручена тем же командирам, которые всю Гражданскую войну провели в полном забвении (или в незнании?) основ военно-морского искусства.