Море волнуется раз… Море волнуется два.... - стр. 2

Виктор и Неля должны были привезти любимый напиток подводника армянский коньяк, вино и торт. За горячее отвечала Татьянушка Демьяновна, лихо напевавшая на кухне: «Голубые глаза злые, черные задорные, а уж серые глазаааа сердце режут без ножааа…». Она чистила картошку специальным ножом, тонкая кожура лентой падала на расстеленную газетку, по привычке предварительно проверенную на политический нейтралитет – там не должно было быть портретов руководителей страны. Квартира у них, конечно, не коммунальная, доносить некому, но мало ли кто поинтересуется содержимым помойного ведра! «Татьяна, перестань!» – попросил любитель джаза Лева, не переносивший народной музыки. Маринка хотела помочь любимой нянюшке, но ей доверили только перенести кое-что на праздничный стол и разложить приборы, предварительно уточнив, не путает ли она понятия справа и слева.

Ждали и Ларочку, знакомую со всеми еще с двадцатых годов и близкого друга семьи во все времена, за исключением времени в эвакуации, когда личное общение заменялось редкими письмами. У Ларочки «случилось» неожиданное счастье – недавно из ссылки вернулась ее сестра Шурочка, пораженная в правах после лагеря. Она провела несколько лет под Челябинском, похоронила мужа, с которым познакомилась еще в заключении, потом работала на механическом заводе в Юрюзани и наконец вернулась в Москву, в комнатку сестры в коммуналке на Сущевском валу.

Дочери бывшего царского офицера, бедного дворянина, расстрелянного в конце двадцатых, так и не смогли получить высшего образования в замечательной советской стране. Одна трудилась стенографисткой и вечерами подрабатывала пишущей машинкой в десятиметровой комнате под злобные комментарии соседей, а вторая устроилась бухгалтером в типографию. Сестры, обе маленького роста, внешне мало были похожи, Ларочка – поджарая, быстроногая, с седым каре и легкими усиками на слегка морщинистом лице, устремленная вперед при быстром перемещении, Шурочка – плавная полноватая дама с прической «ракушка» лишь слегка тронутой сединой, вернувшись из мест «не столь отдаленных» с укоренившимся страхом голода, постоянно что-то ела и не могла остановиться.

Маринка обожала Ларочку, та часто приезжала к бабушке и тащила девочку гулять в парк или сквер, приобщала ребенка к культуре, водила по музеям, везде ходила с фотоаппаратом и часто фотографировала их с бабушкой. Изредка приводила девочку к себе, устраивала на узенькой кушетке, а Шурочка читала ей книжки, которых у сестер было очень много. Самодельными полками были заняты все стены небольшой комнаты. Много места занимали фотоальбомы. Из каждой командировки по стране Лариса привозила коробочки с пленками, и сама их обрабатывала (проявитель-закрепитель-печать-сушка). Потом помещала фото в альбомы и подписывала.