Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе - стр. 17

Примерно так думала я, и понятно, почему театральный кружок мог занимать все мои мысли. Мой детский план начал претворяться в жизнь на глазах. То, что не получалось в жизни, должно было получиться там. В какой-то момент я даже решила, что никогда не буду выходить замуж. Зачем эти лишние нервы и страдания? Я буду полноценно жить на сцене, а дома – отдыхать. Как кукла Карабаса-Барабаса, которую после представления просто вешают на крючок и снимают, когда пора идти на сцену.

Моя любовь к театру не осталась без ответа – мне почти сразу дали роль в настоящем спектакле, чтобы срочно заменить ушедшую из кружка актрису. Роль была небольшая, но требовала дополнительных репетиций. Я стала проводить в городе в два раза больше времени, а приезжая домой, учила роль, придумывала этюды, в свободное время читала книги про театр, которые потом обсуждала с мамой, и мечтала о поступлении в театральный институт.

Погрузившись в театр с головой, я перестала замечать… Нет, вру. Погрузившись в театр с головой, я старалась убедить себя, что больше не замечаю, что мне совершенно неинтересно, как обстоят дела в классе. Мне хотелось думать, что я выше всей этой суеты – сплетен и влюбленностей. Какая разница, кто с кем и где встречается, теперь меня это не должно касаться. Теперь мои друзья – Станиславский, Михаил Чехов, Шекспир… Но странным образом и как будто против собственного желания и здравого смысла я всегда оказывалась в курсе всего происходящего в классе. Как там говорил Ленин, который красовался тогда на груди у каждого школьника в разных своих обличиях – от кудрявого малыша до безволосого старца… Кстати, почему так? Я не могла понять, почему было не поместить один и тот же привычный лысый портрет и в звездочку, и в пламя. Зачем детям Ленин-малыш? «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» – кажется, так он говорил? Непонятно, правда, кому именно нельзя. Делился ли таким образом Ленин своим личным опытом – что, мол, не смог отделиться от преследующего его общества и нам не советует: «бесполезное это занятие, знаете ли, товарищи»? Или просто запрещал другим быть свободными? Видел в этом отделении от общества опасность и предупреждал, грозя пальцем: «Нельзя отделяться! Не то хуже будет!» Одно было ясно: раз Ленину было нельзя, разве простому советскому школьнику можно? Вот и у меня никак не получалось отделиться.

Да и как тут отделишься? Окончательно наступила зима, и вместе с ней пришло самое любимое зимнее занятие – катание с ледяной горки. Я никогда этого не пропускала. Горку уже не первый год заливали во дворе дома недалеко от нас. Она была шикарной: деревянная, высоченная, широкая, с крепкими высокими бортиками. Заливали ее очень тщательно, в несколько слоев, и подходили к этому очень ответственно. В итоге лед на ней становился гладким, ровным, без ямок, без острых ледышек-щербинок. Там, где заканчивался спуск, такой же лед продолжался еще метров десять, переходя дальше в накатанный твердый снег.