Монаший капюшон - стр. 9
– Ты знаешь, что устроил приор Роберт? Взял да и перебрался жить в покои аббата! Ей-богу! А брату субприору велел с сегодняшней ночи спать в его, приора, келье. Подумать только, аббат Хериберт едва успел выехать за ворота! Вот увидишь, то ли еще будет – это цветочки!
Брат Кадфаэль и сам так думал, хотя и понимал, что не стоит ему высказывать подобные мысли и поощрять юношу к подобным разговорам.
– Будь поосторожней, когда берешься судить о вышестоящих, – мягко укорил он парнишку, – ведь ты не знаешь, как повел бы себя на их месте. В конце концов, может, Хериберт сам попросил приора перебраться на время в его покои, чтобы братья видели, что не остались без пастыря. Не зря же духовному отцу обители отводится особое помещение.
– Так-то оно так, да только приор пока еще не наш духовный отец! И если бы аббат Хериберт и вправду пожелал этого, то наверняка объявил бы о том капитулу. И уж во всяком случае сказал бы брату субприору. А тот ни о чем не знал, даже не догадывался. Я видел его лицо: он был ошарашен этим не меньше остальных. Нет, не надо было приору позволять себе такую вольность!
«Что правда, то правда», – подумал Кадфаэль, деловито растирая корни в ступке. Только вот брат Ричард, субприор, был, наверное, последним, кто мог подумать о чем-либо подобном. Большой добродушный увалень, он никогда не лез вперед, даже если имел на то законное право. А вот иные братья, помоложе и понахальнее, очень скоро смекнут, что эта перемена им на руку. Приор из своей кельи мог следить за всем, что происходило в коридоре, в который выходят спальные кельи братьев. Теперь, когда в ней разместится брат Ричард, кое-кому будет куда легче улизнуть по своим делам по черной лестнице, после того как погасят свечи. Субприор ничего не заметит, а если и заметит, шума поднимать не станет.
– Все слуги в аббатских покоях прямо кипят от злости, – не унимался Марк. – Ты же знаешь, как они преданы Хериберту, а теперь им придется служить другому, хоть формально наш аббат еще не смещен. Брат Генри, так тот сказал, что это чуть ли не святотатство. А брат Петр ходит чернее тучи, возится со своими горшками и все ворчит и грозится. Дескать, ежели приор и впрямь займет аббатские покои, так он болиголову не пожалеет, чтобы тот быстренько убрался восвояси, очистив помещение для настоящего хозяина.
Кадфаэль живо представил себе эту картину. Брат Петр давно служил у аббата поваром. Черноволосый, с горящими глазами, родился он где-то в глухомани, неподалеку от шотландской границы, и был невоздержан на язык, однако его пылкие заявления мало кто принимал всерьез – может быть, до поры до времени.