Молоко в ладонях - стр. 30
– Ну вот и все, приехали… Куда дальше, одному Богу известно, – ото всюду слышались звучные, обеспокоенные предстоящими хлопотами, тревожные голоса.
Солнце едва просматривалось сквозь пелену стелившегося сырого и мрачного тумана. Всюду снег и вкрадчиво подступавший от ближнего лесного массива, холод. Зима уже пришла в эти никому неведомые края, но пока не кусала щеки маленькому Ване, а словно приглядываясь к новым людям, давала им последнюю возможность привести себя в надлежащий для сурового климата, внешний вид. Тех, кто имел излишки теплой одежды было мало, однако люди делились последним с теми, кто по зиме был одет слабо. Одежду искали все, и там, где только возможно. К вагону подходили любопытствующие люди. Кто из сочувствия, кто с интересом; несли еду, ее выменивали на имевшиеся с собой сбережения; серебро, изделия из золота, украшения или деньги; у кого что осталось…
«Продам колечко, больше то все одно ничего нет, а теплая одежда нужна, здесь за зимой право голоса. Ну что же, Иван не обидится, новое еще наживем», – решила Елизавета.
Когда проснулась Ника, то ее первым вопросом было:
– Мама, а куда Саша ушел, он ведь потеряется, почему его нет с нами?
Елизавета ответила ей, что у Саши другое направление и он уже сошел с поезда. Нике хотелось заплакать и ее губы задрожали, но подоспевшая Таня обняла и отвлекла от ненужных воспоминаний:
– Ника, на, посмотри, это он тебе передал и еще сказал, что обязательно нас найдет. Смотри, какой он красивый, – и Таня протянула Нике серебряный полтинник, который ночью незаметно взяла из ее раскрытой ладони, чтобы не потерялся. Он сверкнул солнечным отраженным лучиком в ее глазах и Ника тихо приняла подарок из рук заботливой сестренки.
– Ты только храни его и тогда твое желание, снова увидеть Сашу, сбудется, – улыбаясь, добавила мама.
Ника прижала монетку к своей щеке и долго согревала ее, успокаиваясь и слегка всхлипывая. Монетка сияла серебряными отблесками, походившими на лежавший всюду снег и в ее теплых руках она становилась ярче и красивее, даря маленькой Нике надежду на непременную встречу с ее другом. Она поняла, что Саши сейчас нет, но он обязательно вернется, он еще появится в ее жизни…
Глава седьмая
В конторе поселкового совета зазвонил телефон. Капустин подошел не сразу. Отхлебнул горячего чая, дунул в усы и отложил в сторону газету. Телефон в поселке был один; у председателя, ему по хозяйственным нуждам и должности полагалось. Секретаря не было; он и за него, и за себя. Один, хоть разорвись. Звонили не часто, только из района; то по делам хозяйственным, то по партийной линии. Хоть и был он человеком беспартийным, но звали с усердием и даже требовали вступить в партию большевиков, согласно занимаемой должности. Для всякого хозяйственного руководителя этот факт считался неотъемлемым и крайне необходимым: «Беспартийный председатель, почти то же самое, что безответственный!.. – постоянно твердили ему в районной партийной организации, – Уж коли колхоз и людей тебе, Степан Игнатьевич, партия наша доверила, то и спрос по партийной линии с тебя, требуется!..» – прямо так и вынуждали решить вопрос безотлагательно. Но Капустин все тянул, понимая, что при большей ответственности – и «стружку толще снимают», а к чему эти лишние хлопоты, шкура то она одна, а проблемы; их и без того не разгрести. Членство, однако, дело добровольное; хочешь будь им, а хочешь нет… Лучше как-нибудь так, по старинке, все одно на его суетное место претендентов в поселке нет, а нового человека, по нынешним, тревожным временам вряд ли пришлют, а ежели и поручат кому заместить нерадивого председателя, то лучше него, без сомнения, с делами никто не разберется. Наломают дров и сбегут. Тут тебе не только колхозное сельское хозяйство на ноги ставить надо, решать проблемы земледелия, но и леспромхоз вытягивать, а это хлопотные лесозаготовки; тайга ведь рядом. Планы, в виду трудного положения с продовольствием на фронтах, гигантские тем более, что невыполнение их карается почти по военным законам, тут с Райкомом не поспоришь. Поля и дороги проблемные, да транспорт только гужевой. Словом, поругают, а на общем партийном собрании все равно присутствовать разрешат; вопросы то решать надо, как без Капустина.