Молодые годы короля Генриха IV - стр. 88
А старуха стала ещё проще и сказала: – Дитя моё! – сказала прямо-таки дружелюбно.
– Дитя моё, мы не случайно здесь одни. Вы поступили хорошо и правильно, что прежде всего явились ко мне, иначе я сама пригласила бы вас, чтобы дать некоторые разъяснения по поводу смерти вашей матери, моей дорогой подруги. Тот, кто не знает, как было дело, может в самых естественных событиях усмотреть тайну, и это вызовет в нем озлобление.
«Ловко разыграно!» – подумал он и ответил: – Вы совершенно правы, мадам, я сам в этом убедился. Никто из тех, кто видел мою мать-королеву незадолго до её смерти, не поверил бы, что её жизнь уже под угрозой.
– А вы, дитя моё? – напрямик спросила Екатерина, и притом с такой материнской заботливостью, как будто она самая честная старуха на свете. Вот он, этот миг! Ведь именно ради этих слов Генрих явился сюда. И сейчас он должен крикнуть: убийца! Так представлял он себе расплату с мадам Екатериной до того, как этот миг настал. Однако юноша медлил. Его жгучая ненависть натолкнулась на неожиданное препятствие. – Я жду ваших разъяснении, – изумлённо услышал он собственный ответ.
Двое в чёрном
Она кивнула с довольным видом. Затем слегка повела плечом, подавая знак двум швейцарцам, охранявшим вход во внутренние покои. Солдаты опустили пики, распахнули обе половинки двери. Тотчас вошли двое одетых во все чёрное мужчин – высокий и поменьше. Они были с непокрытой головой, без оружия, но на их лицах лежала печать какого-то скорбного достоинства. Они склонились, как и полагалось, сначала перед королевой Франции, затем перед королём Наваррским, потом замерли, ожидая знака, приказа королевы, и, как только она милостиво опустила руку, заговорили, обращаясь к Генриху:
– Я Кайар, бывший лейб-медик её величества королевы Наваррской. – Эти слова произнёс долговязый и, видимо, сам глубоко проникся их торжественностью.
– Меня зовут Дено, я хирург. – Это был совсем другой тип, он с удовольствием обошёлся бы без казённой скорбности.
– По приказу её величества, я, Кайар, член факультета, четвёртого июля, во вторник, был вызван в дом принца Конде и нашёл королеву в постели, у неё был приступ лихорадки.
«Стакнулись, – подумал Генрих, – и теперь будут без конца разглагольствовать». Он сел.
– А какое лечение вы применили? – спросил он вторично мужчину в чёрном. – Клистир?
– Это не моё дело, – ответил хирург, – этим вот он занимается, – и толкнул локтем своего коллегу.
Врач побелел от гнева, однако продолжал с полным самообладанием:
– Я, Кайар, член факультета, незамедлительно произвёл обследование и установил, что правое лёгкое у королевы весьма сильно поражено. Заметил я также необычное затвердение и предположил наличие опухоли, которая могла прорваться и вызвать смерть. Согласно этому, я и записал в своей книге: её величество королева Наваррская проживёт не более четырех – шести дней. Это было четвёртого, во вторник. А в воскресенье, девятого, наступила смерть. – И он протянул Генриху упомянутую книгу с записями.