Молево - стр. 9
Изабелловый жеребец, похоже, догадался, о чём думали поэты с учёным, покосился на них, сверкая голубыми очами с изумрудным оттенком, и задался звонким ржаньем.
Дорога и день – выдались погожими. Ни пыли, ни дождя. Пару часов все путники помалкивали, обозревая волшебство природы.
– Э, э, э, э, – как бы пропела пожилая женщина моложавым голосом. Она стреляла взглядом в разные стороны, выискивая Абрама Ицхаковича, – Боря-то где?
6. Замешкался
Абрам Ицхакович замешкался в вагоне. Он воспринял возглас проводницы «пошляки» вполне конкретно. Мало ли кто из пассажиров донимает проводниц от нечего делать. Он лишь приподнял вечно усталые веки и снова ими захлопнул глаза, слегка зевнув. Однако ж, спустя малое время, до него дошёл иной, настоящий смысл прозвучавшего слова, он разомкнул очи до предела, где нервно зашевелились глазные яблоки. Это радужные оболочки представились планетами в поисках своих петлевых орбит. А поезд уже успел набрать хоть не шибкую, но посильную ему курьерскую скорость. Зазевавшийся пассажир привскочил, двинулся к тамбуру и, не добегая до него, столкнулся с проводницей. Та несла кому-то чай, и чуть было не испачкала им Абрама Ицхаковича.
– Простите, я проехал свою остановку, – сказал тот, но почему-то совершенно спокойно.
– Ничего страшного. Заплатите штраф и выйдете на следующей.
– И скоро она, следующая?
– Через полчаса. Может, чайку?
– Угу, – Боря взял у неё стакан за тёплое донышко мельхиорового подстаканника, вернулся на место, поставил чай на слегка покошенный откидной столик, не отличающийся строгой горизонтальностью, сел поближе к окну.
– А сахар?
– Не надо, – печально вымолвил оштрафованный, помешивая ложечкой пустой чай и прихватывая стакан, чтоб тот не скатился. Не по часовой стрелке, и не против, а так, черпал его со дна и сливал обратно. Достал кошелёк, нащупывая в нём деньги.
Проводница не стала взымать с него штрафа. Только назначила цену за чай с сахаром. Сдачи у неё тоже не оказалось. Пассажир поблагодарил душевную хозяйку вагона, сказав «угу», и сощурил глаза, оценивая цветовую насыщенность напитка. Пить не хотелось. А вскоре чай уже остыл, придя в полную негодность. Поезд начал подтормаживать, слегка полязгивая. Боря поспешил в тамбур, опасаясь проехать приближающуюся остановку. Но, по-видимому, зря так уж слишком торопился. Станция оказалась, как бы, настоящим городом. Названия, правда, он от проводницы не распознал, поскольку был за дверью, на выходе, а она вещала внутри. Но вскоре подле него возникло её пышное хозяйское тело, и оно притиснуло Борю как мешающего открывать внешнюю дверь, к скользким пластмассовым обоям. Почти прямо в его ухе послышался голос, украшенный официальным тоном: