«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - стр. 207

12–13 мая, – мы поехали с Quintanilla и его женой в натуристскую колонию где-то за Saint-Rémy.[490] За исключением вегетарианского питания, прогулка была очень приятная. То одни, то с ними мы погуляли по лесам, провели очень хороший день и поздно вечером возвращались в Париж. И тут из свежего номера вечерних газет мы узнали, что происходит действительно что-то новое: о военных действиях ни гу-гу, но немецкие авионы[491] бомбардировали ряд крупных и мелких французских городов. Большие разрушения и много жертв. Раньше этого не было – они церемонились. Что же произошло, что позволило им не церемониться?

Приблизительно в середине мая еще сюрприз: бои у Седана. Что это значит? Каким образом немцы, которых успешно сдерживали в Голландии, Бельгии и Люксембурге, появились у Седана? Не ошибка ли, нет ли другого Седана? Не может же быть, чтобы у французов создалась привычка терпеть решающие поражения у Седана! И я помню, как мы с тобой долго возились со словарями и картами, чтобы понять, в чем дело.

Вместе с тем прекратились письма от Пренана и началось беспокойство о нем. M-me Prenant (эта женщина во все времена и всюду была ниже всего) не видела никаких поводов к беспокойству и считала начало поисков излишним. Нечего делать, мы сами предприняли поиски, – пока без результата. Каждый день этого мая, на редкость прекрасного, уносил какую-нибудь надежду и приносил какую-нибудь гадость.

Всегда со страхом мы слушали по радио голос Paul Reynaud, сообщавшего что-нибудь совершенно неожиданное. От времени до времени я заходил обмениваться информацией к Rabaud в его лабораторию, и мы старались даже определить дату появления немцев в Париже. «Что же, может быть, придется пожать руку Гитлеру?» – говаривал Rabaud. «Ну уж нет, – отвечал я, – придется вести партизанскую войну». – «Для этого мы, французы, не годимся, – возражал Rabaud, – nous aimons trop nos aises[492]». – «Об этом придется забыть», – отвечал я, и мы расставались.

Многие события конца мая напоминали роман Pierre Dominique, кажется, «В дни кометы».[493] Торжественное молебствие святой Женевьеве на Parvis de Notre Dame[494] с участием Daladier и других министров, атеистов и антиклерикалов, показывало, что, действительно, сопротивление кончено, хребет перебит и настали последние времена.

Но публика все-таки была настроена легкомысленно. Исчезали некоторые линии автобусов, и публика радовалась: повторение истории с парижскими такси, только на этот раз с автобусами, – вот увидите, будет победа. Наконец, исчезла и последняя линия – наш 91-й [маршрут].