Мое ледяное проклятье - стр. 2

- Мы женимся, Вал, - усмехнулся парень и открыто улыбнулся так, как умел делать только он. – Ну же, рыжик, иди поздравь нас! Что за взгляд!?

«Что за взгляд? Да как он может!»

Руки дрожали, а из глаз катились слезы. Он всегда видел в ней только ребенка, она была ребенком. «Тебе еще рано любить, - смеясь, говорила мама - Тебе надо играть в куклы». Валенси и играла, а еще иногда подглядывала за Ранионом и понимала, для любви нет возрастов, а он решил жениться на Женевьеве!

- Я вас ненавижу! – воскликнула Валенси, помчалась вверх, в свою комнату, но на ступенях обронила старинную книгу в кожаном переплете. На обложке была нарисована девушка на фоне замка и парящий в небе снежный дракон, а внизу написано название «Ледяная душа». Девчонка пробежала несколько ступеней, но потом остановилась, как вкопанная, подобрала книгу и гордо удалилась, с трудом сдерживая слезы, и только у себя в комнате разрыдалась, повторяя вновь и вновь: «Ненавижу!»

Валенси снова открыла любимую книгу, которую ей подарили на прошлое рождество, тогда Женевьев и Ранион только начали встречаться. Парень напоминал ледяного дракона из сказки, такой же красивый и немного отстраненный, а еще он оказался добрым, и веселым, и вообще просто замечательным! Чувство к Рианиону нельзя было назвать любовью, это было всепоглощающее детское обожание, которое переросло в такую же безграничную ненависть. Решение пришло внезапно. Ярость была сильной, и Валенси уселась на кровати, скрестив ноги, открыла книгу и начала плести первое в своей жизни самостоятельное заклинание, благо подсказок в тексте было много. Заклинание получилось с первого раза потому, что его подпитывали искренние чувства, и очень сильные. Разбитое сердце всегда усиливало магию в несколько раз. Когда с губ слетели последние слова, Валенси отключилась. Пришла в себя от тихого шепота побледневшей мамы, которая замерла в дверях комнаты.

- Милая, что же ты натворила!

Сейчас

- Что же ты натворила? – эти слова преследовали меня последние восемь лет. Их говорили родные, когда спешно собирали мои вещи, чтобы навсегда выставить из родительского дома,  их не раз повторяла я сама себе. Даже сейчас они крутились у меня в голове привычным,  шумовым фоном. Я сидела в почтовом экипаже и чувствовала, как мерзнут руки. Не спасали, ни меховые рукавицы, утепленные заклинаниями, ни отопительные камни в повозке. Пэрсику тоже было некомфортно. Он жался ближе к  шубе из густого серебристого меха и смотрел на меня укоризненно своими янтарными и круглыми, как у совы глазами. На приплюснутой морде явно читалось: «Хозяйка, ты совсем того, раз привезла нас в такое отвратительное место?» Наверное, и правда, того. Мне, действительно, не стоило сюда ехать и не только из-за кошмарной погоды.