Модификаты - стр. 64
– Не вижу причин спорить, уж не тогда, когда кто-то готов помогать, Рожер, – сказала абсолютно искренне. – Я действительно совсем не понимаю, как быть в сложившейся ситуации, и поэтому готова целиком и полностью положиться на тебя. Вручаю тебе себя и свою судьбу – давай, защищай и оберегай!
Последнее было, конечно, шуткой, но рассмеяться у меня не было возможности, потому что нежное объятие стало вдруг почти стальным захватом. Рожер, стиснув меня, стремительно поднялся, в пару шагов достиг постели и почти рухнул на нее, распластывая меня как беспомощную бабочку под собой.
– Сама попросила! – тяжело дыша, выдавил он у моего горла, одновременно вторгаясь. От излишней стремительности, напора и почти полного отсутствия хоть какой-то прелюдии мне стало немного больно, и я зашипела, вгоняя ногти в его затылок. – Прости-прости-прости!
Капитан замер и принялся целовать и оглаживать все части моего тела, доступные его рукам, оставаясь совершенно недвижимым внизу. Продолжалось это до тех пор, пока я сама уже не стала пытаться толкнуться ему навстречу, потому как Тюссана, видимо, вполне удовлетворил сам факт пребывания внутри моего тела, и дальше двигаться он не собирался. Когда же я все же «растолкала» его, секс вышел каким-то иным, нежели обычно. Обычно агрессивный и будто стремящийся к захвату и порабощению всех моих ощущений, в этот раз Рожер был медлительным, растягивал движения, будто старался уловить самое малейшее из них. Если раньше он меня истощал жесткими марафонами, требующими в первую очередь массу физических сил, то сегодня вынуждал хранить почти полную неподвижность, пока удерживал на краю так долго, что, когда оргазм наконец наступил, я почувствовала себя абсолютно безвольной.
– Вот так, звезда моя, – прошептал он с особым торжеством, холодя мой потный лоб своим резким дыханием, – теперь все как и должно быть.
Утром я обнаружила, что все мои личные вещи уже перекочевали в каюту капитана и даже заняли положенные места в настенных боксах для хранения. Причем расположил их капитан примерно в том же порядке, что они находились и у меня. В общем, вспыхнувшее на мгновение глухое раздражение от необходимости резко и вынужденно сменить привычное пространство на иное мгновенно затухло. Тем более я никогда не была тяжела на подъем, привыкла к этому еще в экспедициях с родителями. К тому же все это временно, и когда мы разберемся с моим преследователем, то все вернется в прежнее русло. В общих кают-компаниях и на трапезах мы снова появлялись только вместе с Рожером, и он нарочно постоянно подчеркивал наши отношения публичными прикосновениями. Не наглыми или вульгарными, но четко дающими понять всем имеющим глаза – уровень близости между нами заметно возрос. Хотя на деле ему частенько приходилось прижиматься ко мне, чтобы напомнить, что надо прекратить шарить по всем вокруг пристальным расчленяющим взглядом, стараясь вот так определить, кто же та сволочь, что привела меня на грань нервного срыва. Я понимала, что он прав и глупо пытаться рассмотреть дурные намерения на чьем-то лице, но все равно невольно впивалась глазами в каждого посмотревшего на нас подольше, надеясь прочитать, кто и за что. Но чаще всего видела в выражении лиц другое. Люди смотрели на меня со смесью досады и жалости, а на капитана – откровенно сочувствующе. И пусть я знала, что они не правы, но все равно понимание, что большая часть моей смены экипажа считает меня, мягко скажем, немного не в себе, угнетало. Время шло, нападения не повторялись, а за мной везде и всюду ходил если не сам Рожер, то обязательно кто-то из техников или безопасников. Очевидно, что с каждым днем для всех я все больше выглядела как капризная пассия капитана, которая своими истериками вынудила оказывать себе едва ли не особые почести в виде почетного караула. Сама бы так подумала о любой неврастеничке, если бы наблюдала всю ситуацию со стороны. Но какие у меня варианты? Лучше быть стервозной липучей живой подружкой капитана, нежели гордой самостоятельной и мертвой.