Многоточия - стр. 3
За столиком бабушка расположилась с идеально прямой спиной и, обведя ресторан царственным взглядом, открыла меню, которое помнила наизусть. Юла всю жизнь мечтала быть похожей на нее: такой же независимой, сильной, знающей ответы на все вопросы, той, кому никто никогда не сможет сделать больно – просто не осмелится.
– Что ты будешь есть, девочка моя?
Юла сглотнула ком в горле. «Девочка моя». Так называла ее только бабушка. Мама звала просто Юлей, а папа когда-то – Юлой.
– Юла ты моя, что ж ты так вертишься? – говорил он маленькой дочке, когда еще обращал на нее внимание. И ей хотелось вертеться еще сильнее, потому что тогда он ловил ее и усаживал себе на колени.
Это «Юла» привязалось к ней и пошло по жизни: кто-то из подружек услышал, потом назвал раз, другой. И как-то вдруг получилось, что все вокруг стали звать ее Юлой. Все, кроме папы, который совсем забыл, что она любила вертеться и сидеть у него на коленях. Теперь он звал ее Юля, иногда Юлия. Безлико и так, будто они были чужими друг другу людьми. Это как Крестовского мама звала исключительно Роман. Юлу это обращение всегда коробило, а ему было нормально. Он привык. Человек ко всему может привыкнуть. Даже к безразличию.
Мысль о Крестовском отозвалась тяжестью в желудке, потому что за ней потянулись воспоминания о последней встрече с ним. Свет фонарей, дождь и безобразная драка в одной из подворотен центра Москвы. За Юлу впервые кто-то дрался вот так: яростно и всерьез, но она была не в том состоянии, чтобы это оценить. Ее самой там просто не было.
– Девочка моя, что ты будешь?
В тоне бабушки послышались тревожные нотки. Совсем чуть-чуть. Жанна Эдуардовна умела виртуозно владеть голосом.
– Я… Давай цезарь с креветками и… кофе.
– Верочка, – обратилась бабушка к подошедшей официантке, – давайте-ка нам два ваших блюда дня от шеф-повара. Это мне и Петру, – отозвалась бабушка, увидев взгляд Юлы. – А барышне цезарь и кофе.
– Мне тоже фирменное блюдо, – невольно вырвалось у Юлы, которая вдруг поняла, что, кажется, хочет есть. Это было давно позабытое чувство.
– Тогда два здесь, а одно с собой, – улыбнулась бабуля, как будто только этого и ждала.
А ведь, скорее всего, она все это специально подстроила: привела внучку в ресторан, где они раньше частенько вместе обедали, заказала фирменные блюда, покладисто согласилась с тем, что Юла заказывает лишь салатик. Знала же, что, начни она настаивать, салатиком бы все и ограничилось, а то и вовсе одним кофе. Вот только рассердиться на бабулю совершенно не получалось, потому что очень сложно сердиться на того, кто тебя так искренне любит. И не задает вопросов. Ни одного. Хотя по глазам видны все эти: как ты, девочка моя? забыла ли о страшном? стерлось ли оно?