Многомирие: Колизей - стр. 27
Да, я гуманитарий, и что? Люблю научно-популярные телеканалы.
А вот и расписание: огромная доска с наклеенными на неё листочками затесалась между деревьев около тропинки. Моя судьба – ещё два боя. Два боя, потом свобода до конца недели. Затем всё по новой.
«Эй, а когда сбежал Вернер?»
Либо меня поймали сразу после его побега, либо это расписание упорно составлялось, несмотря на его отсутствие. Гладиатор в бегах – и чёрт с ним, найдём. Пишем его имя в расписании, будто он никуда и не пропадал. Логика победителей.
– Прикидываешь, когда умирать?
Ему было за сорок. Весь в шрамах, забитый татуировками. Он носил серые потёртые шорты и запачканную белую майку. Щетина, тёмные волосы… Этот человек выглядел брутальным и опасным.
– Вроде того, – под нос ответил я и повернулся обратно к расписанию.
Пытался сделать вид, что мне на него плевать, но на деле у меня вся спина напряглась. Некомфортно мне рядом с такими личностями.
– А я давно уже не слежу, – продолжил он. – Какая разница? Либо за мной придут, либо не придут. Сражаться или валяться на нарах. Здесь особо планов на день не построишь.
– А как же близкие? Они не посещают тебя? Не приходят на бои?
Я решил поддержать диалог, дабы не оскорбить его молчанием. И повернуться к нему лицом, дабы не оскорбить своей спиной.
– Сдался я им. Ты вот за что сидишь?
– За национальность.
Я решил отыгрывать роль Вернера, а не придумывать истории или рассказывать правду. Уж больно жалкая она, эта правда.
– Солдат, значит. А я вот вор и убийца. Так что нет у меня больше семьи.
– Зачем же ты воровал и убивал?
Знаю, странный вопрос. Но что ещё мне оставалось ответить?
– Как «зачем»? Воровал, чтобы жить. Убивал… ну, потому что некоторые смельчаки не хотели отдавать своё барахло. Что мне, объяснять им, что мне нужнее? А так – чик – и всё. Гораздо эффективнее.
Жуткая речь, в которой заключалась жуткая философия жуткого человека, живущего в жуткой реальности. Жуть, одним словом.
– И что, не жалко людей? Не стыдно?
Почему-то я вдруг перестал его бояться. Не сделает он мне здесь ничего. Он не агрессивный, он аморальный и практичный. Убить меня было бы непрактично.
– А за что их жалеть? Глупые и никчёмные люди, которым кошелёк да телефон важнее жизни. Стыдно? А ты слышал про естественный отбор?
– Да, я заметил, что он здесь во всей своей красе представлен. Выживает сильнейший, все дела.
– У вас, солдат, своя война, – продолжил он, – а у нас, бродяг, своя. Убийцу считают героем, если он в казённой форме. А я отброс общества. Только дело-то в том, что мы, убивая, одну и ту же цель преследуем: выжить.