Мизеус - стр. 21
– Вы обалдели, свистуны? – сказал он беззлобно.
– Ой, извините, – ответила Анна и вслед за Бруно прыснула.
– Мы больше так не будем, – добавил гробовщик с потешно виноватой физиономией.
Анна отвернулась, давясь смехом.
– Что ж, до свидания, мастер художественного свиста, – сказала она, прощаясь. – Давненько я так не веселилась.
– Заходите, – ответил гробовщик. – Я мастер веселья. И у меня всегда найдется бутылочка итальянского вина.
«Надеюсь, он не принял меня за алкоголичку», – подумала она с хохотом.
Квета
Прошел месяц. Зелень приобрела твердый, насыщенный цвет. Распустились темно-красные дудочки жимолости. Тонкий их аромат смешивался с запахом дикой сирени. Воробьи облюбовали кусты барбариса. Что за гомон с утра до полудня!
Ученики к Анне приходить перестали. Наступили школьные каникулы. Бруно поселился в соседнем здании. Каждое утро, в спортивной майке и шортах, он выходил на утреннюю пробежку, мускулистый, прямой, пружинистый, и ослепленная его животворящей энергией Анна старалась не пропускать этот приятный глазу момент.
У Анны имелась неодолимая тяга к красивым людям. Она любовалась статью гробовщика, его ногами, находя сходство их контуров с линиями древнеримских скульптур. Красоту их она сравнивала с красотою птиц, деревьев, музыкальных инструментов. Все, что имело идеальную форму, рождалось из божественной первоосновы, выплескивалось из небесного котла бесформенного совершенства, чтобы найти воплощение в грубой, но драгоценной материи.
Древнеримские ноги Бруно устремлялись в парк, заставляя Землю крутиться быстрее. Бег древнеримских ног мог бы стать новым пульсом планеты.
Анне хотелось рассказать о красавчике Квете, но как расскажешь старушке о гробах?..
Она рассказывала ей обо всем, как на исповеди, как на сеансе психотерапии.
Затасканное сравнение «божий одуванчик» Анна находила на удивление точным, Квета и была этим небесным одуваном, полупрозрачным, пушистеньким, на тонком стебельке, готовым в любую минуту рассеять бесследно в пространстве и утратить навсегда свою хрупкую, незащищенную, чудаковатую прелесть. Впрочем, сравнение с одуванчиком испарялось, стоило Анне поставить стул чуть ближе. К удушающему стариковскому духу, пропитавшему стены всего заведения и каждой комнаты, Анна относилась философски, но ее смирение не распространялось на зловонное дыхание рта. Дыхание Кветы было отравлено вонью остатков пищи, гниющих в дуплах старых, желтых зубов, душком тщательно пережеванной колбасы и острым запахом старческого нутра.
А в остальном старушка была прелестна. За последние лет пять восьмидесятилетняя Квета сдала не сильно. Только энергичнее тряслась ее беленькая головка, так что казалось, будто женщина не верит ничьим словам, а собственным не доверяет особенно.