Мистерия Грааля - стр. 17

Тем не менее, более общее представление о женщине как о распорядительнице сакрального (sacrum), носительнице жизни, коя освобождает, одухотворяет и преображает обычное существо,[29] не обязательно попадает в указанную категорию; подобная идея, скорее, может рассматриваться (а зачастую и рассматривается) в контексте духовности, кою мы поименовали «героической». В подобном случае необходимо обратиться к нормальным отношениям между мужчиной и женщиной, полагаемым в основание аналогии и символизма; отсюда представление о ситуации, когда мужской принцип сохраняет свою собственную природу. Перед лицом мужского начала дух предстаёт как «женщина»: мужчина – активен, дух – пассивен. Даже сталкиваясь с преобразующей и одухотворяющей его силой, герой, носитель мужского принципа, сохраняет позицию мужа как господина своей жены. По ходу дела нам стоит отметить, что подобный символизм всецело противоположен брачному символизму, превалирующему в религиозном и в особенности христианском мистицизме, где душе приписывается роль женщины, «невесты».

С учётом сказанного и припомнив то, что мы говорили о «знаках» центра, мы получаем смешанные символы: Дама Острова, Дама Дерева, Дама Источника, Дама или Королева Замка, Королева Солнечной Земли, Дама, заключённая в Камень и т. д. В частности, в образе вдовы женщина символизирует период молчания, то есть, период, когда традицией, силой или могуществом более никто не обладает, когда они лишены своего «мужа» и ожидают нового властелина или героя.[30] Аналогичным смыслом обладает образ девы, находящейся в заточении и ожидающей освобождения и брака с предначертанным судьбой рыцарем. Основываясь на этом, всё, что в эпических сказаниях и многих рыцарских романах говорится о приключениях и героических поединках, предпринятых во имя дамы, почти всегда возможно истолковать как символ испытаний мужских качеств, испытаний, каковые являются предварительным этапом трансцендентной интеграции человеческой личности. И если в литературе подобного рода мы также сталкиваемся и с женщинами-искусительницами, представляющими потенциальную опасность для героя, это не следует понимать исключительно в примитивном и прямом смысле, то есть лишь как плотский соблазн. Скорее, это необходимо разуметь в высшем смысле, как указание на опасность, что героическая эпопея может привести к титаническому падению. В таком случае женщина представляет соблазн трансцендентной власти и знания, когда обладание ими означает прометеевскую узурпацию и алчную гордыню. Иной, противоположный аспект может быть связан с тем, что некоторые зовут «смертью, исходящей от женщины», означающей потерю глубинного принципа мужественности.