Мистер Рипли под землей - стр. 1
© Л. Н. Высоцкий, перевод, 2003
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023
Издательство Азбука®
Я думаю, что скорее бы умер за то, во что я не верю, нежели за то, что считаю истинным…
Иногда мне кажется, что жизнь художника – это долгое и прекрасное самоубийство, и я не жалею об этом.
Оскар Уайльд (Из писем)
1
Том был в саду, когда зазвонил телефон. Он знал, что мадам Аннет, их экономка, снимет трубку, и продолжал счищать мох, облепивший каменные ступеньки. Октябрь в этом году выдался сырой.
– Мсье То-ом! – прозвучало сопрано мадам Аннет. – Это Лондон!
– Иду! – откликнулся Том. Он бросил лопату и поднялся по ступенькам.
На первом этаже телефон был в гостиной. Том не стал садиться на диван, обитый желтым атласом, так как был в рабочих джинсах.
– Том? Привет. Это Джефф. Ты… (Щелк!)
– Ты можешь говорить громче? Очень плохо слышно.
– Так лучше? Я слышу тебя нормально.
На другом конце провода всегда слышали нормально.
– Да, немного лучше.
– Ты получил мое письмо?
– Нет.
– Мм… Тут у нас проблема. Я хотел предупредить тебя. Дело в том…
Треск, зуммер, щелчок, и связь прервалась.
– Вот черт, – произнес Том флегматично. О чем предупредить? Что-то с галереей? С компанией «Дерватт лимитед»? Предупредить его? Но он же не занимается их делами. Да, это ему пришла в голову идея создать «Дерватт лимитед», и теперь она приносила ему кое-какие дивиденды, но… Том взглянул на телефон, ожидая, что тот зазвонит опять. Или, может быть, позвонить самому? Но он не знал, где Джефф – в галерее или у себя в студии. Джефф Констант был фотографом.
Том вышел в сад через стеклянные двери с задней стороны дома. Он поработает еще немного, решил он. Ему нравилось поковыряться часок-другой в саду – погонять взад-вперед газонокосилку, выполоть сорняки, сжечь сучья. Это давало возможность подышать свежим воздухом, а заодно о чем-нибудь помечтать… Не успел он взяться за лопату, как снова раздался звонок.
В гостиной опять появилась мадам Аннет с тряпкой для пыли в руках. Это была жизнерадостная крепкая коротышка лет шестидесяти. По-английски она не знала ни слова и, похоже, была неспособна выучить даже «Good morning»[1]. Тома это вполне устраивало.
– Я подойду, мадам, – сказал Том и взял трубку.
– Алло! – раздался голос Джеффа. – Слушай, Том, ты не мог бы приехать сюда? Я…
– Ты – что? – Опять помехи, но спасибо, хоть связь на этот раз не прервалась.
– Я говорю, что я все объяснил в письме. Я не могу по телефону. Это очень серьезно, Том.
– Кто-то напортачил? Бернард?
– Отчасти. Тут один тип прилетает из Нью-Йорка – может быть, уже завтра.
– Что за тип?
– Я объяснил в письме. Ты ведь знаешь, во вторник открывается выставка Дерватта – впервые за два года. До тех пор постараемся избегать встречи с американцем – нас с Эдом просто «не будет на месте». – Тон у Джеффа был озабоченный. – Ты располагаешь временем, Том?
– Да… – Тому не хотелось ехать в Лондон.
– Было бы, наверно, лучше, если бы ты не говорил Элоизе, что едешь в Лондон.
– Элоиза в Греции.
– Да? Это хорошо. – В голосе Джеффа впервые прозвучало некоторое облегчение.
Письмо пришло в пять часов – заказное и срочное.
«Чарлз-плейс, 104
Дорогой Том,
во вторник 15-го состоится открытие выставки Дерватта, после двухлетнего перерыва. У Бернарда девятнадцать новых полотен; многие владельцы представят свои картины. Но возникло одно затруднение.
Объявился некий американец по имени Томас Мёрчисон – не торговец, но коллекционер. Он на пенсии, и бабок у него немерено. Три года назад он купил у нас одного Дерватта. Недавно в Штатах он увидел его более раннюю работу и теперь говорит, что принадлежащая ему картина – подделка. Так оно и есть, разумеется, – ведь ее писал Бернард. Он прислал мне письмо на адрес Бакмастерской галереи, в котором пишет, что, по его мнению, проданная ему картина не подлинная, так как техника и цветовая гамма типичны для более раннего дерваттовского периода. Не сомневаюсь, что он собирается поднять в связи с этим кипеж. Что нам делать? Может, ты придумаешь что-нибудь? У тебя котелок всегда хорошо варил.