Миссия пролетариата - стр. 61

Уже одно это обстоятельство не могло ускользнуть от внимания революционного пролетариата, и Александр Богданов в предисловии отмечает: «Открывавшаяся перспектива обещала ни больше ни меньше как настоящую революцию в сфере труда, небывалый взрыв его производительности. Но к этому времени капиталистические производственные отношения уже вошли в период стагнации. Полное замалчивание открытий Гальвани, Вольта и Альдини как нельзя ярче иллюстрирует реакционную роль буржуазии, ее роль тормоза в развитии производительных сил. Но, как сказано было в другом достопамятном источнике, камень, отброшенный строителями, мы положим во главу угла»[63].

Слова не разошлись с делом. В мае 1920 года Алексеем Гастевым при содействии и участии Богданова был создан Центральный институт труда (ЦИТ) – своего рода полевая, походная лаборатория победившего пролетариата. Густев и его сотрудники, прежде всего Осип Ерманский, отталкивались от так называемой системы Тэйлора, сослужившей в свое время добрую службу Генри Форду, но, разумеется, пошли гораздо дальше, поскольку труд рассматривался ими не как средство, а как бытие пролетариата, как его сберегаемая субстанция. Летом следующего, 1921 года в рамках ЦИТа организуется специальное подразделение, Лаборатория особых трудовых ресурсов (ЛОТР), курируемая непосредственно самим Александром Богдановым и еще совсем молодым, исполненным революционного энтузиазма Николаем Бернштейном, будущим великим ученым. В 1923 году публикуется статья Н. А. Бернштейна «Исследование по биомеханики удара с помощью световой записи»[64], из которой явствует, что пролетарский исследователь научил мертвых забивать гвозди[65].

Проведенные в ЛОТР эксперименты очень быстро привели к реальным успехам, можно даже сказать, к настоящему прорыву. Причина проста: ученые знали, что именно исследовать, они имели перед собой четкий социальный заказ, которому всей душой сочувствовали. Параметры социального заказа, его идеологические и экзистенциальные моменты очень точно и по-своему поэтично выражены Александром Богдановым в обширном предисловии к книге Альдини: «Трупы – танцующие, сжимающие кулаки, обхватывающие сундук, который они могут поднять втроем и не могут поодиночке, – какой прекрасный повод для мелкобуржуазных элементов закрыть глаза, зажать нос и закричать: “Чур меня!” Но пролетариат чужд мелкобуржуазных предрассудков, осуществляя экспроприацию нетрудовой собственности, он пересматривает и табу, введенные реакционными классами, в том числе и “табу мертвецов”, подробно исследованное г-ном Фрейдом. Рабочие прежде всего помнят, что предметом эксперимента, а я бы сказал шире, предметом социальной реабилитации, являются тела их павших товарищей. О них принято говорить: смерть вырвала из наших рядов – и после этих слов живущим оставалась лишь беспомощная скорбь. Я глубоко уверен, что скоро мы выйдем из состояния беспомощности и сможем ответить: да, смерть вырвала лучших. Но мы не останемся безучастными, мы в свою очередь вырвем вырванных из рядов смерти и вернем их в наши ряды, ряды строителей коммунизма. Тела павших будут рядом с нами, они не сразу уйдут, не сразу будут изъяты силами разложения и смерти: узы пролетарской солидарности смогут некоторое время удерживать их, опираясь на сознательную науку. Теперь у нас есть ракурс, которым не располагали ни Вольта, ни Альдини – холодильная камера…»