Миссис Ингланд - стр. 36

– Простите, что заставила себя ждать, мэм, – извинилась я.

Хозяйка молча уселась в карету, я с детьми последовала за ней, и вскоре в дверях кареты показался мистер Ингланд.

– Мне надо в Лейс-холл, – объявил он.

Миссис Ингланд кивнула и вновь уставилась в окно. Выражение ее лица скрывала шляпа.

– Веселей, ангелочки! – крикнул мистер Ингланд и смачно захлопнул за собой дверцу кареты.

Ночью, когда дети уснули, я заперла дверь в детскую, разулась и села в кровати, собираясь написать Элси. Разболелась спина – я таскала Чарли, и мышцы с непривычки перенапряглись и окаменели. Пришлось размять плечи кулаками и прислониться к стене, чтобы расправить позвоночник. Письмо сестре я откладывала на потом, словно десерт, и наконец разложила на столе промокательную и писчую бумагу, которые приобрела в специальном магазине на Аксбридж-роуд. Пусть на листах красовался узор из плюща и омелы – они были куплены на рождественской распродаже, – я с удовольствием пользовалась плотной бумагой кремового цвета круглый год.

«Дорогая Элси!» Я тихонько подула на чернила, чтобы они поскорее высохли, и потянулась к Херби, любимому мишке сестры, которого она подарила мне на прощание. Неуклюжий шерстяной мишка каким-то чудом хранил запах сестры. Я задумалась, есть ли слово, описывающее тоску по дому, – не по месту, а по людям. Я не тосковала по нашей квартирке или по спальне – только по теплому, неповторимому чувству, которое возникает, когда ты в кругу родных. Здесь никто не звал меня Руби. Здесь обо мне ничего не знали.

Стены детской украшали картины в рамах, а напротив моей кровати висела репродукция, на которой была изображена рыжеволосая девочка с котенком и клубком шерсти. У меня, как и у любой молодой женщины, имелся дневник, куда я приклеивала вырезанные отовсюду картинки толстоногих малышей со своими питомцами. Я мечтала о кошке или собаке, но поскольку мы жили над магазином, питомца завести не могли. Зато во дворе у нас были куры, и к завтраку мы собирали свежие яйца, а еще Чернослив, наш пони, жил рядом в сарае с обшарпанной железной крышей.

Мне было лет десять, когда Робби отодвинул штору на окне и, обнаружив, что сарай пуст, завопил.

– Чернослив пропал! – донесся его крик из спальни.

Я постаралась выглянуть в окно, стоя у плиты, где топила жир. Дверь на лестницу была открыта, чтобы выпустить чад.

– Чернослив сбежал! – верещал Робби, скатываясь с лестницы.

Мама резала мясо на кухонном буфете и даже не подняла головы. Я побежала в спальню и торопливо выглянула из окна во двор. Обвела глазами обшарпанный туалет, угольный склад, сложенные тележки, будто пони мог прятаться за ними. В загоне равнодушно кудахтали куры. Ворота в переулок были закрыты.