Мир Гаора. Сторрам - стр. 20
Когда они вышли в спальню, мужчины опять дружно отвели глаза, потупились, а Тарпан опять пригнул Тукмана к своим коленям. Никто не решился подсматривать, как они вели, поднимали на койку и укладывали большое крепкое тело. Мать взяла его одеяло с койки Полоши, накрыла и аккуратно подоткнула с боков и под ноги.
– Грудь ему открой, – тихо сказала Мамушка.
– Не надо, – так же тихо ответила Матуха, вглядываясь в бледное осунувшееся лицо, – прохватит. Теперь только Мать-Вода, или пронесёт его, или ко дну в Мать-Землю опустит.
Шесть женщин прошли к двери и вышли в пустой тихий коридор. В дверях Мать оглянулась на Старшего, и он, сразу вскочив на ноги, подошёл к ней.
– Если встанет утром, – Мать быстро закручивала себе волосы на макушке, – пусть идёт.
– А не дневальным? – спросил Старший.
– Вспомни, кто завтра, только хуже будет.
– И то, – кивнул Старший. – А… а если…
Мать вздохнула.
– Что могли, мы сделали, а дальше не наша воля. Мать-Вода решит. Не трогайте его до утра. Или встанет, или уж всё.
И ушла.
В спальне задвигались, заговорили. Махотка пошёл зачем-то в душевую и тут же выскочил оттуда с криком.
– Братцы, парильня!
– Цыц, – остановил его Старший, – не кричи, пусть спит. Давайте, мужики, остатнего пара прихватим.
Сдерживая голоса, но с шутками и смехом мужчины побежали в душевую. Парильня – удовольствие редкое. До настоящей бани здешней, конечно, как до неба, но хоть что-то.
Зуда остался сидеть на своей койке, зная, что его сейчас хорошо, если просто изобьют, а то сунут ртом под кипяток и подержат, пока не захлебнётся. Видел он как-то, как с одним такое сделали. Ох, матушка рóдная, вот и пошутил с дураком, смертью шутка обернулась.
Гаор спал, ничего не слыша и не осознавая, без снов. К нему подходили, заглядывали в лицо, но не трогали и не звали, помня запрет Матери. До отбоя совсем ничего оставалось, спать пора.
– Ну и денёк выдался.
– Грех тебе жалиться, не ты криком кричал.
– Ну да, кабы Рыжий на себя не принял, все бы седня так лежали.
– Но ты смотри, сволочь какая.
– А что мы можем?
– Братцы, а если…
– Заткни хлебало, пока не услышали!
И когда уже прокричали отбой и выключили свет, Старший строго сказал:
– Молись, Зуда, чтоб Рыжий завтра встал. Жизнью ответишь.
Зуда только прерывисто вздохнул в ответ. Суровое молчание спальни не оставляло ему других шансов.
Посреди ночи Гаор проснулся как от толчка и не сразу понял, что его разбудило. Тихо, сумрачная темнота, ровное дыхание и похрапывание множества людей. Он лежит на своей койке, под одеялом, закутанный как… и тут сообразил: боли нет. Совсем нет. Он осторожно попробовал напрячь и распустить мышцы. Они слегка заныли, как после большой тренировки или марш-броска под выкладкой, но это же не боль, не та боль. А что же это было с ним? Воспоминания мешались обрывками, не выстраиваясь в ровную шеренгу. Ладно, это он успеет. Главное – печки уже не будет, эту боль он теперь шутя перенесёт. Он улыбнулся и повернулся набок, устраиваясь поудобнее. Голова мокрая. В душе он, что ли, опять был и не помнит? Ладно, неважно, к утру просохнет. А трусы его с майкой так, видно, и висят на трубе, пересохли, придётся разминать, чтоб надеть. Ладно, всё завтра… Главное – он здоров.