Мир Гаора. Сторрам - стр. 22
– Надо же, – удивлялся Плешак, – а мне-то и не подумалось, знаешь и знаешь себе. А гришь, паря, ещё языки есть?
– Есть, – кивнул Гаор, прилаживая коробку с нарисованным на ней пылесосом в штабель. – Мы ургоры, а есть ещё айгрины, согайны и алеманы. Воевал я с айгринами. Алеманы нейтралитет пока держат. А согайны союзники айгринов, но сами не воюют, а технику им шлют. Но и добровольцы их были. Лётчики. У согайнов авиация самая сильная.
– Ага, ага, – кивал Плешак. – Ты, паря, её далеко не засовывай, пущай на виду стоит, их часто требуют.
Приезжали за товаром, привозили новый товар и пустые контейнеры. В общем, Гаор справлялся, только не бегал, а ходил, и рывком ничего не брал. И на обед он шёл уже совсем нормально, но, стараясь ноги ставить мягче, чтобы удар подошвы о землю не отзывался внутри.
За обедом ему опять налили отдельно и супу пожиже, чем остальным, но… на второй ложке он догадался, что суп на мясных кубиках и жирный, не меньше двух ему в миску положили, и каша как утром. Тукман насупился было, что Рыжему наособицу, но Тарпан – Тукмана к нему пересадили – прицыкнул на него.
– У тебя гуще.
И Тукман успокоился.
Гаор не заметил этого: все-таки устал.
После обеда работал он уже молча, с «пехотной упёртостью». Усталость пригибала к полу, заставляла волочить ноги. Плешак поглядывал искоса, но пойти полежать в закутке не предлагал. Ведь и впрямь: сейчас если лечь, то встать, ой, как трудно будет. Но перед самым концом они всё-таки посидели, не так отдыхая, как остывая.
Гаор сидел, согнувшись, стараясь не упасть на пол, помнил, что ему ещё идти, стоять в строю и на обыске. Конечно, не сравнить со вчерашним, вчера он и не помнит, как дотянул до конца, только боль и помнит, вот сволочь как бьёт. Недаром говорили, что забить тебя любой сержант может, а спецвойска медленно забивают, сутками будут метелить, а ты и не умираешь, и жить не можешь. Попал к ним, молись, чтоб сразу кончили.
– Рыжий, – вдруг позвал его Плешак.
Гаор вздрогнул и повернулся к нему.
– Ты вот что, паря, раз ты не знаешь, – Плешак замялся.
– Ну, – насторожился Гаор.
– Матери вчера… лечили тебя, – Плешак сделал паузу.
Гаор кивнул.
– Так ты молчи об этом.
Гаор кивнул, подумав, что речь идёт о надзирателях. Конечно, не дурак же он, подставлять матерей, ведь, скорее всего, это запрещено. Но следующие слова Плешака удивили его до немоты.
– Мужикам нельзя видеть этого. Ну, как матери набóльших Матерей зовут, а дурней хватает. Спрашивать будут, говори: не помню ничего. И всё. Понял? Тебя ж не просто пропарили, а у Смерти отнимали,