Мир без конца - стр. 68

– Уверен.

– Хорошо. Но я не для того к тебе пришла. Эдмунда постиг удар. Итальянцы могут переехать в Ширинг.

Годвин ахнул:

– Он же разорится.

Но монах пока не понимал, зачем родительница пришла с этим к нему.

– Мой брат надеется, что они останутся, если мы благоустроим шерстяную ярмарку и прежде всего снесем старый мост и построим новый, более широкий.

– Погоди-ка, но ведь Антоний отказал.

– Эдмунд не сдается.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с дядей?

Петронилла покачала головой:

– Его ты не переубедишь. Но если вопрос встанет на заседании капитула, поддержи Эдмунда.

– Пойти против дяди Антония?

– Всякий раз, когда старая гвардия будет принимать в штыки дельные предложения, в тебе должны видеть лидера реформаторов.

Годвин восхищенно улыбнулся:

– Мама, откуда ты столько знаешь про политику?

– Я тебе объясню. – Она отвернулась и уставилась на большую восточную розетку, перенесясь мыслями в прошлое. – Когда мой отец начал торговать с итальянцами, знатные горожане Кингсбриджа решили, что он выскочка. Задирали нос перед ним и его родными и делали все, чтобы помешать. Мать умерла, когда я была подростком, но отец стал рассказывать все мне. – Ее лицо, обычно бесстрастное, исказили горечь и обида: глаза сощурились, губы искривились, щеки горели от перенесенного некогда стыда. – Он понял, что не освободится, если не подомнет под себя приходскую гильдию. И вот как мы решили действовать. – Петронилла перевела дух, как будто снова собирала силы для длительной войны. – Мы ссорили вожаков, натравливали одну партию на другую, заключали союзы, затем их разрывали, беспощадно топили противников и использовали сторонников до тех пор, пока они были нам удобны, а затем бросали. Это заняло десять лет, но в конце концов отец стал олдерменом гильдии и самым богатым человеком города.

Мать уже рассказывала ему о деде, но никогда столь откровенно.

– Так ты ему помогала, как Керис Эдмунду?

Она жестко усмехнулась:

– Да. Только когда Эдмунд перенял дело, мы были самыми знатными горожанами. Мы с отцом поднялись на гору, а брат просто спустился по противоположному склону.

Их прервал Филемон, вошедший в собор из аркады. Высокий, с костлявой шеей, похожий на голубя, он нес ведро: в обязанности двадцатидвухлетнего служки входила уборка. Филемон был явно взволнован.

– Я искал вас, брат Годвин.

Петронилла сделала вид, что не замечает его состояния.

– Здравствуй, Филемон. Разве тебя еще не сделали монахом?

– Не могу внести необходимое пожертвование, мистрис Петронилла. Я ведь из скромной семьи.

– Но ради благочестивых послушников аббатство не раз отказывалось от пожертвований. А ты служка уже много лет, и на жалованье, и без.