Минтака Ориона - стр. 85

Вот и теперь, около одиннадцати часов утра, когда обычно скупое мартовское солнце неожиданно расщедрилось и выкрасило город своей золотой кистью, в большой гостиной дома Ланских царило оживление. Папа придумал новую игру. Еленушка, прекрасно владевшая фортепиано, должна была наигрывать отрывки из каких-то пиесок, а остальные дети, кто как разумел, должны были показывать, какому животному больше соответствует та или иная музыка. Животных тоже угадывали все вместе, смеялись, беззлобно подтрунивали друг над другом. Графиня же, тем временем, в малой зале, где, по обыкновению, принимала гостей, вела неторопливую беседу со своей давней подругой – Екатериной Муравьевой.

Дворецкий Ланских, посчитавший меньшим неудобством отвлечь от разговора хозяйку, доложил именно ей, что аудиенции просит какой-то художник Шумилов.

– Ах, наконец-то! – воскликнула Елена Дмитриевна, вставая. – Дорогая Катенька, сейчас я тебя с ним познакомлю.

– Однако же, какой легкий на помин человек! – ответила Муравьева. – Ведь только о нем говорили…

– Василий Кузьмич, проводите Шумилова в большую гостиную, – приказала она дворецкому. – Мы с Екатериной Степановной идем туда же.

Уже через несколько минут в просторном зале со стрельчатыми окнами, в каждое из которых лился яркий свет петербургской весны, скромный художник Сергей Шумилов был самой графиней Ланской представлен главе семейства и дочерям.

По случаю визита в столь аристократическое общество Сергей накануне приобрел новый костюм, который теперь сидел на нем почти безукоризненно, и туфли, что немного жали в пальцах, но зато были модными и красивыми. Держался Шумилов скромно, как и подобало держаться в доме сенатора человеку безродному, но робости особой не испытывал. Сказалось, должно быть, расположение самой графини, которым та его недавно одарила. Впрочем, Сергей и пообвыкся в новой обстановке, так что теперь не боялся попасть впросак, быть непонятым или не понять чего-то сам.

Пожав с поклоном головы руку графу, который не без интереса рассматривал своего гостя, и раскланявшись с девушками, что, как свита, встали по обе стороны от отца, Сергей вернулся к портретам, что оставил на стуле у входной двери. На каждом полотне были его метки – чей портрет завернут. И теперь, не разворачивая, он по очереди брал их в руки, подходил к мальчикам и вручал каждому лично.

– Александр Николаевич, надеюсь на вашу снисходительную реакцию, – сказал он Саше.

Тот порозовел. Юноша никак не ожидал, что ему самому – первому – придется не только разворачивать собственный портрет, но и высказывать свою оценку.