Миллион в жилетном кармане - стр. 3
Я коренной лондонец, и меня никогда не прельщала возможность поселиться где-то вдали от этого огромного бурлящего города, пусть даже со всеми прелестями жизни на морском побережье. Приближаясь к Уортингу, я твердо решаю, что моя единственная цель – уважить одинокого старика, и что я ни в коем случае не буду лебезить, стараясь ему понравиться. Что касается самого старика, то каждый, кто уже у него побывал, старался по мере возможности донести до остальных свои впечатления о его личности. Диапазон этих характеристик широк – от «забавного старикана» до «совершенно невозможного старого зануды».
Вот, наконец, и Уортинг. Я выхожу из здания вокзала, беру кэб, называю адрес. По дороге я невольно отмечаю, что город активно развивается и, судя по выстроившимся вдоль набережной гостиницам, уже превратился в модный курорт.
Парадная часть Уортинга заканчивается, и по сторонам улицы лепятся друг к другу разномастные дома и домишки. Скоро кончаются и они. Мы движемся по грунтовой дороге; с правой стороны от меня тянется поросший кустарником пустырь, а слева плещутся морские волны, набегая на безлюдный пляж, шурша мелкой галькой и перекатывая обрывки водорослей.
Кэб останавливается, я расплачиваюсь и выхожу. Я вижу перед собой невысокий свежевыкрашенный зеленый штакетник, за ним – маленький ухоженный садик, где соседствуют «культурные» и дикие цветы; крохотный газон, явно постриженный совсем недавно; выложенные битым кирпичом дорожки; кормушка для птиц на шесте; деревянная скамейка у живой изгороди под раскидистым старым вязом. Сбоку от участка к морю спускается деревянный настил, оканчивающийся мостками; на воде покачивается привязанная к столбу лодка. Я замираю, разглядывая дом. Он двухэтажный, с соломенной крышей, которая плавно изгибается согласно его уступам. Выбеленные шершавые стены, каминные трубы из темного кирпича, ярко-зеленые оконные переплеты. По обеим сторонам деревянной входной двери, тоже ярко-зеленой, высажены кусты плетистой розы – алой и белой. Побеги тянутся по стене вверх и стремятся навстречу друг другу, обвиваясь вокруг фонаря, а цветки мирно перемешиваются над фрамугой с разноцветным стеклом.
У меня вдруг возникает мысль, даже не мысль, а ощущение: я хочу здесь жить. Я выгоняю из головы этого непрошеного гостя и решительно стучу начищенным до блеска медным дверным молотком. Через пару минут дверь распахивается, и я вижу Бенедикта.
Я удивлен. Я знаю, что ему восемьдесят шесть лет. Он сильно пожилой и совершенно седой, но никак не старик, а мужчина – крепкий, загорелый, с прямой спиной и сильными руками. Во мне шесть футов и два дюйма; мы оба стоим на крыльце, и наши глаза находятся на одном уровне. Некоторое время мы молча изучаем друг друга, а потом он спрашивает: