Милая неженка - стр. 22
Когда наступили девяностые годы и Прибалтику залихорадило, Никин отец быстро сориентировался в обстановке: он сразу понял, что времена грядут суровые и надо бы на всякий случай подстраховаться. Латышский язык он так никогда и не выучил и учить не собирался, а без этого надеяться на новое гражданство не приходилось. Так что, недолго думая, он забросил на плечо рюкзак с нехитрыми пожитками и отправился в Россию искать прибежище на будущее.
Все то время, пока отец занимался урегулированием своих жизненных проблем, Ника продолжала жить в Риге вместе с бабушкой. Однако в тот год, когда девочка перешла в седьмой класс, их неожиданно попросили освободить квартиру – в дом, в котором находилась их коммуналка, вознамерились вернуться прежние хозяева, те, которые «до 40-го года». Вероника Александровна, обладавшая твердым и решительным характером, сразу же принялась бороться за справедливость, но неожиданно столкнулась с крайне неприятным фактом: оказалось, что все бюрократы Латвии в одночасье забыли русский язык. Сама Вероника Александровна всю жизнь проработала в русской школе и латышский знала лишь на «магазинно-рыночном» уровне. Ника же, которая к тому времени еще даже не успела получить паспорт, в расчет никем не принималась. В итоге, пометавшись в поисках правды и наткнувшись на непробиваемую стену казенного равнодушия, бабушка Ники приняла гордое решение «не метать бисер перед свиньями». Получив до смешного мизерную компенсацию за квартиру, в которой она прожила без малого пятьдесят лет, Вероника Александровна, прихватив внучку, отправилась в Москву. Конечно, начинать жизнь в российской столице, опираясь на одну только национальную гордость, было бы сложно, если бы не приличная сумма, которую им повезло выручить за дачу на Рижском взморье. На эти деньги они смогли купить крохотную двухкомнатную квартирку в Тушино, которая стала их новым домом. Вскоре после переезда Вероника Александровна начала работать в школе, но поскольку учительские зарплаты, как известно, невелики, жили они с внучкой крайне скромно. Рассчитывать на помощь Никиного отца, который к тому времени осел в Подмосковье, но все еще продолжал болтаться между временными работами, им не приходилось.
Никины воспоминания прервал длинный телефонный звонок. Вздрогнув от неожиданности, она бросила взгляд на часы – почти одиннадцать. За исключением Женьки, так поздно ей мог позвонить только один человек. Тяжело вздохнув, она сняла трубку.
– Вероника Александровна, привет! – услышала она нарочито бодрый голос отца. Он всегда, даже в детстве, называл ее по имени-отчеству. Ника считала, что ему доставляло удовольствие слышать в этом сочетании свое собственное имя – вероятно, таким образом он самоутверждался.