МиГера. Задача – выжить - стр. 13
Потом был приют. Из того времени я тоже мало что запомнила, не успела просто. Разве что общее небрежение или даже неприкрытую брезгливость к уродцу – как к слизняку. Совсем маленькие меня боялись, сверстники – насмехались и травили, а те, что постарше, просто не замечали, и слава богу, потому что если бы ещё и они за меня взялись, вообще туго бы стало. Воспитатели на травлю внимания не обращали: видимо, плевать было, что там между их подопечными происходит.
И больше всех старался один мальчик из группы, в которую меня определили. Димка Петров его звали. Так усердствовал, словно моё появление как личное оскорбление воспринял. То пайку в столовой перевернёт, а добавку взять негде, то ночью гадость какую устроит. Больше всего любил поджигать мне ноги. Только уснёшь, а он тут как тут. Сунет между пальцев ноги огрызок туалетной синтбумаги и подожжёт. Где только зажигалки брал? Когда огонь добирается до кожи, становится больно, и ты начинаешь рефлекторно дёргать ногой, стараясь избавиться от боли, а он ржёт, заливается, и вся группа вместе с ним.
По причине небольшого возраста по половому признаку воспитанников ещё не разделяли. Только лет с семи, когда начиналось постижение среднего образования, то есть школьной программы, отделяют мальчиков от девочек, и дальше они уже живут в разных комнатах. Но пока возраст совсем детский – вот так, все вместе.
Ему, конечно, доставалось от воспитателей за поджоги, и очередная зажигалка показательно отбиралась. Правда, причина наказаний со мной никак не связывалась, ругали исключительно за поджог в помещении: пожар ведь никому не нужен. А то, что этот ублюдок поджигал именно меня, никого не волновало в принципе: подумаешь, подожгли горелую, у неё вон живого места на коже нет. Одним шрамом больше, одним меньше – разницы ноль.
Поначалу я пробовала жаловаться воспитателю. В ответ на жалобу – брезгливый взгляд и совет разбираться самой: мол, учись ладить со сверстниками. А как с ними ладить, если они даже разговаривать не хотят? Тогда я поняла, что помощи ждать неоткуда. Впрочем, говорить тоже проблематично, ведь вместо голоса какой-то жуткий скрип изо рта. Медики говорили, что обожжённые связки со временем восстановятся. А то, что певицей мне отныне стать не грозит, – сущая мелочь. В мире хватает людей, которые и со здоровыми связками петь не умеют.
Однако терпеть издевательства, которые никогда не закончатся, тоже не хотелось. Начала огрызаться, не сразу конечно. Вот только мои потуги ещё сильнее раззадоривали Петрова и его прихлебателей. И после очередной тёмной (это когда одеяло на голову, и пока ты не видишь, тебя мутузят все кому не лень чем попало) терпение лопнуло окончательно. Даже до шестилетнего ребёнка наконец дошло, что либо я его, либо он меня. Вместе нам не ужиться.